Было семь часов утра. Елена, одетая, лежала на кушетке, проведя всю ночь без сна. Баронесса еще спала, Гольфельда нигде не было видно. В одиночестве девушка оставаться не могла, да и не хотела, поэтому горничная должна была взять работу и сесть к ней. Елена ничего не слышала из того, что болтала девушка, но тем не менее звук человеческого голоса успокоительно действовал на нее.
Стук колес приближающегося экипажа заставил рассказчицу замолчать. Елена выглянула в окно и увидела, как въехал на дорожку сада экипаж ее брата. Его колеса утопали в толстом слое щебня, коляска оказалась пуста.
– Где же твой господин? – спросила Елена кучера, когда тот проезжал мимо окна.
– Их милость вышли на шоссе, – ответил старик, снимая шляпу, – и отправились пешком по шоссе мимо Гнадека в гору.
Девушка вздрогнула и захлопнула окно. Одно слово «Гнадек» произвело на нее действие электрического тока. Она не могла без ужаса слышать о чем-либо, напоминавшем Елизавету.
Елена встала и, опираясь на горничную, направилась в комнату брата. Она приказала подать завтрак и в ожидании его возвращения взяла один из роскошных альбомов, лежавших на столе. Она машинально переворачивала листы, но не могла бы сказать, что рассматривает – портреты или пейзажи.
Через полчаса в дверях показалась высокая фигура брата. Елена положила альбом на колени и протянула ему руку. Рудольф, казалось, был очень удивлен этим приемом и обрадовался, что видит сестру одну. Он быстро подошел к ней, но взгляд, брошенный на ее лицо, поверг его в недоумение.
– Ты чувствуешь себя хуже обычного? – озабоченно спросил он, садясь рядом.
Он просунул руку за спину сестры и слегка приподнял ее, чтобы лучше видеть ее глаза. В его взгляде и тоне было столько нежной заботливости, что ей показалось, будто ее изболевшаяся душа озарилась лучом весеннего солнца. Две крупные слезы покатились по ее щекам, и она крепко прижалась плечом к брату.
– Разве Фельс не навещал тебя в эти дни? – с тревогой спросил он.
– Нет, да я и сама настоятельно потребовала, чтобы его не звали. Я принимаю капли, которые он мне прописал, а больше он ничего не может сделать. Не беспокойся, Рудольф, я скоро поправлюсь. Тебе пришлось пережить много тяжелого в Тальлебене?
– Да, – ответил фон Вальде, не сводя глаз с заметно изменившегося лица Елены. – Я не застал бедного Гартвига в живых. Вчера его похоронили. Ты не узнала бы несчастной жены, она в одну ночь стала старухой. – Он рассказал сестре подробности о несчастье, затем провел рукой по глазам, как будто хотел изгладить все горе, которое видел в последние дни. Потом спросил: – Ну, а у вас тут все по-старому?
– Не совсем, – ответила Елена. – Меренг вчера уехал…
– Да? Ну, счастливого пути. Он тщательно избегал встречи со мной. Теперь у меня одним врагом меньше на свете.
– А на горе… У Ферберов радость, – продолжала Елена прерывающимся голосом, отвернув лицо.
Она не подымала глаз и поэтому не видела, что лицо ее брата подернулось мертвенной бледностью и что его дрожащие губы зашевелились и, наконец, с трудом смогли произнести только одно короткое «ну».
Елена рассказала о находке в развалинах. Услышав это, ее брат облегченно вздохнул. С каждым ее словом у него, казалось, с души спадала тяжесть.
– Это действительно – изумительное разрешение древних загадок, – сказал он, когда Елена закончила свой рассказ. – Только я сомневаюсь, чтобы эта семья считала большим счастьем свою принадлежность к роду Гнадевиц.
– Ты думаешь так на основании того, что Елизавета столь неодобрительно отзывалась об этом роде? – прервала брата Елена. – Я ничего не могу поделать, но в таких случаях мне невольно приходит на ум виноград, который слишком зелен для лисицы.
Последние слова она произнесла с большой резкостью, и на лице фон Вальде появилось выражение сильного удивления. Он наклонился и испытующе взглянул в лицо сестры, как будто желая убедиться в том, что это действительно произнесла она.
В эту минуту в комнату вбежала собака Гольфельда и тотчас исчезла, повинуясь громкому свисту, донесшемуся с площадки. Ее хозяин проходил мимо. Очевидно, он не знал о возвращении фон Вальде, иначе, без сомнения, зашел бы, чтобы приветствовать его.
Гольфельд быстро шел вперед и завернул на дорожку, ведущую к Гнадеку. Взоры Елены следили за ним, пока он не исчез из виду. Тогда она, судорожно сжав руки, откинулась на спинку кресла с таким видом, будто все силы покинули ее.
Фон Вальде налил в рюмку немного вина и поднес к ее губам. Она ответила ему благодарным взглядом и попыталась улыбнуться.
– Я еще не все сказала, – приподнявшись, снова начала она. – Я следую примеру романистов, которые главный эффект приберегают на конец. – Было очевидно, что во время этого предисловия, которое должно было прозвучать шутливо, она собиралась с силами, чтобы спокойно произнести то, что хотела. – В нашем доме ожидается счастливое событие: Эмиль хочет жениться.
Она, вероятно, ожидала, что брат выразит большое изумление, и, не получив немедленного ответа, с удивлением обернулась к нему. Рудольф сидел, закрыв глаза рукой, его лицо было мертвенно-бледным. При движении Елены он быстро встал и подошел к окну, чтобы подышать свежим воздухом.
– Ты нездоров, Рудольф? – испуганно спросила Елена.
– Нет, только легкое головокружение, но оно сейчас пройдет, – ответил брат, снова подходя к ней.
Фон Вальде совершенно переменился в лице. Пройдясь несколько раз по комнате, он сел на свое место.
– Я говорила тебе, Рудольф, что Эмиль хочет жениться, – снова начала Елена, оттеняя каждое слово.
– Да, ты это сказала, – прошептал ее брат.
– Ты одобряешь это?
– Меня это не касается. Гольфельд сам себе хозяин и может делать все, что ему угодно.
– Мне кажется, он уже сделал свой выбор. Если бы я имела право, то назвала бы тебе имя этой девушки.
– Совершенно незачем. Я услышу его, когда будет соглашение. – Лицо фон Вальде еще больше побледнело и словно окаменело, голос звучал резко.
– Рудольф, прошу тебя, не будь таким жестоким, – умоляюще проговорила Елена. – Я знаю, что ты не любишь многословия, и привыкла к твоим лаконичным ответам; но в данную минуту ты просто невежлив, и как раз теперь, когда я хотела обратиться к тебе с просьбой.
– Говори, пожалуйста. Может быть, я должен иметь честь быть шафером у господина фон Гольфельда?
Елена вздрогнула от язвительной насмешки, звучавшей в этих словах, и после небольшой паузы, во время которой фон Вальде встал и несколько раз прошелся по комнате, с упреком произнесла:
– Ты не симпатизируешь бедному Эмилю, и сегодня это особенно заметно. Настоятельно прошу тебя, милый Рудольф, выслушай меня спокойно, я должна сегодня поговорить с тобой об этом.
Скрестив руки, он прислонился к окну и сухо произнес: