А потом приходил вечер, а вместе с ним на пороге появлялся хмурый отец. И переставало светиться счастьем мамино лицо. Пожелав спокойной ночи родителям, Вадим отправлялся в постель, но сон редко приходил сразу. И часто, очень часто Вадик мучительно прислушивался к ритмичному поскрипыванию кровати за стеной. И обливалось кровью детское сердечко. И возбужденное сыновней ревностью воображение рисовало картины кровавой расправы над отцом, подлым насильником любимой матери.
И плакал мальчишка, давясь горькими слезами, пряча слезы в подушку. И упорно билась мысль в висок, не находя выхода: «Гад, гад, что же ты делаешь?! Она же моя!!!»
* * *
Ларочка дрожала в приступе ярости. Подлец, мерзавец! Он отказался от нее, побрезговал! Унизил своим отказом, а ведь она не просила ничего особенного. Господи, да любой, любой нормальный мужик только счастлив был бы! Ну кто, скажите, в здравом уме и при твердой памяти откажется от халявы? Кто?! Разве что импотент. Но это же глупость несусветная – Сергей и вдруг импотент. Мало того, что это было на него совершенно непохоже. Она ведь сама, собственными руками, да что там руками – всем своим телом чувствовала его налитую плоть, так что ни о какой импотенции и речи быть не может. Нет, он просто гад, он побрезговал ею. Не хочет осквернять память о бывшей жене, низкой шлюхе.
Ну ничего же, ничего, еще не вечер. Этот гад еще пожалеет. Она ему устроит райскую жизнь. Он до конца дней будет жалеть о том, что посмел отказать ей. И ведь дурак-то какой – не столько ей отказал, сколько самому себе. Ведь она же видела, чувствовала, как ему хотелось. Ну дурак…
Может, месть Ларочкина была незатейливой и даже наивной. Может и так. На особую оригинальность Ларочка не претендовала. Зато была уверена: месть ее, пусть и не особо заковыристая, но по нервам бьет без промаха. После той ночи, когда Сергей отказался от нее, почти каждую ночь она набирала номер Сергея и долго молчала в трубку. А тот наивный идиот был уверен, что ему названивает Ирина. Вот умора-то!
Это его заблуждение Ларочку очень веселило, она даже с удовольствием подыгрывала.
– Але, – сонно вопрошала трубка.
Ларочка не отвечала.
– Але? Але, Ира, это ты? Хватит молчать, это ты?
Ларочка начинала усиленно дышать, изображая взволнованность. Трубка замолкала, то ли слушая ее дыхание, то ли обижаясь за прерванный сон. Потом сердитым голосом Сергея выдавала:
– Прекрати! Или говори, или перестань звонить. Ты что, не понимаешь, что от твоих звонков и Маришка просыпается? Если хочешь поговорить со мной, то по крайней мере не молчи. А лучше позвони вечером. Если нам еще есть о чем говорить…
Ночь от ночи монологи Сергея становились все более гневными:
– Прекрати звонить! Ты не даешь нам спать! У тебя что, от молодого любовника крыша совсем набок съехала? Оставь нас в покое!
А Ларочка только хихикала. Она и не представляла, что настроить Сергея против Ирины окажется так легко. Они-то, конечно, и без того уже развелись, но кто знает, какая бредовая идея взбредет в Иркину голову. А вдруг она надумает мириться, просить прощения. И вдруг он простит. Нет, о таком повороте событий следовало позаботиться заранее. Чтобы о примирении супругов и речи не возникло. Нет, дорогие, вы еще очень горько пожалеете, что не оценили в свое время Ларочку Трегубович!
Однажды ночью, в очередной раз набрав знакомый номер и намереваясь вдоволь позабавиться гневом Сергея, Ларочка услышала женский голос:
– Алло?
Ларочка опешила. Она хорошо знала голос Маришки, узнала бы и голос Сережиной матери. Но нет, это определенно была совершенно посторонняя женщина!
– Алло, – повторила трубка. – Вас зовут Ирина и вы хотите поговорить с Сергеем? Должна вас разочаровать: отныне вам придется говорить только со мной. Меня зовут Евгения. Если хотите, можете называть меня Женей. Так меня зовут только друзья, но вам я могу позволить некоторую фамильярность. Что ни говори, а мы теперь вроде как не совсем чужие люди. Ну что, будем говорить или дышать?
Впервые за два месяца еженощных звонков Ларочка первой положила трубку.
* * *
Неожиданный визит Черкасова ничего не изменил. Они по-прежнему оставались начальницей и подчиненным со всеми вытекающими последствиями. Постороннему человеку могло показаться, что не происходит ничего особенного – все, как всегда, без каких-либо существенных отклонений.
А отклонения несущественные мог обнаружить лишь очень внимательный созерцатель. Впрочем, такого рядом не обнаружилось, а потому коллектив треста жил своею обыденной жизнью, оставив, наконец, в покое личные неудачи Русаковой.
Жалюзи в кабинете Ирины Станиславовны по-прежнему были закрыты весь день. Но теперь Ирина Станиславовна стала иногда забывать открыть их на время визита Черкасова. И происходило это все чаще. Однако любопытная секретарша после неоднократного изучения обстановки через дырочку вынуждена была констатировать: за стеной не происходит ровным счетом ничего интересного. Да и после визитов Черкасова Русакова уже не выглядит выбитой из седла, как раньше. И Ларочка разочаровано выворачивала губки: фии, так неинтересно…
При довольно регулярных встречах с Черкасовым действительно не происходило ничего особенного. Но с некоторых пор Ирина Станиславовна перестала так нервно реагировать на его визиты в свой кабинет. Руки ее перестали дрожать в его присутствии, уже не прятались в дальних уголках памяти необходимые слова, да и цвет ее лица при этих встречах теперь оставался вполне ровным. Любопытный наблюдатель смог бы констатировать: Русакова снова замечательно выглядит. Нет больше темных кругов под глазами и изможденного взгляда, неизменно придающего женскому обличью лишний десяток лет.
За закрытыми жалюзи не происходило ровным счетом ничего особенного, тем более крамольного. После его знаменательного визита прошло уже почти два месяца, а они до сих пор словом не обмолвились насчет произошедшего. Говорили они только о работе. И вовсе не из боязни быть услышанными посторонними ушами. Просто они до сих пор были всего лишь коллегами. Да, несколько недель назад один из них фактически спас жизнь другому, но кто станет обращать внимание на житейские мелочи.
Они по-прежнему обсуждали лишь рабочие вопросы: как повысить эффективность рекламы, какой процент от прибыли целесообразно в нее вложить, дабы реклама или PR-акции принесли ожидаемый результат, но не съели лишних денег. Какой процент из рекламных денег отпустить на телевизионную рекламу, сколько потратить на печать проспектов, а сколько на биг-борды, и какой из этих способов рекламы, в конце концов, наиболее эффективен.
С языков слетали производственные фразы, а глаза жили своею жизнью. Диалог шел постоянно, но сугубо на визуальном уровне: многозначительные взгляды, мимика, жесты:
– Вы сегодня великолепно выглядите, Ирина Станиславовна!
– Знаю, Вадим Николаевич. Все равно спасибо.
– Как провели вчерашний вечер, Ирина Станиславовна?