Повторюсь, я никогда не был особым поклонником балета, но, безусловно, получал удовольствие от чудесной музыки Чайковского – к примеру, от волшебных колокольчиков танца Феи Драже и прочих прелестей «Щелкунчика». Между тем «Весна священная» с самого своего рождения имела скандальную славу – начиная с триумфального дебюта-провала и завершая всеми попытками знаменитых хореографов мира внести свою лепту, представив балет в новом ключе.
Что ни говори, все в этом балете сложно для понимания простого смертного. Едва мы с Соней, встретившись в условном месте с Мари и Паскалем, устроились в переносных креслах бесчисленных рядов перед огромным помостом, как в мягких сумерках набережной зазвучали рваные пассаты музыки Стравинского, а у меня тут же недобро защемило сердце. Как хотите, но я вполне реально ощутил нечто разрушительно мощное и безжалостное – возможно, то был дух жесткого язычества Древней Руси?
– Первым выступает наш Алекс Мону, – раздался слева завороженный шепот Паскаля, и он даже слегка тыкнул меня в бок, чтобы я, профан, всецело сосредоточился на сцене. – Смотрите внимательно, Алекс – талантливейший танцор, нам повезло увидеть его выступление! Черт возьми, меня бьет озноб от священного волнения – хорошо, что я догадался надеть куртку и перчатки…
Между тем на подмостках мягко зажглись первые огни подсветки, и в их лучах в самом центре помоста сцены вдруг обрисовалась угловатая фигура в рваном платье, которая такими же рваными движениями под рваную музыку начала свой жутковатый танец в пространстве сцены в «компании» прыгающих и разбегающихся в разные стороны рваных теней.
– О, боже мой, да ведь Алекс исполняет партию девушки-Избранницы! – выдохнула на этот раз Соня справа, точно так же пихнув меня в бок. – Вот это действительно настоящий сюрприз!
Я внимательно всматривался в каждое движение Алекса Мону. Безусловно, парень все тщательно продумал: неровная подсветка, когда его тело то исчезало в полной тьме, то жутковато множилось гротескно увеличенными тенями; идеальное сочетание музыки и угловатых движений танца – все вместе создавало атмосферу ужаса и едва ли не паники, которую, очевидно, ощущала Избранница, которую вот-вот сородичи должны были принести в жертву своим идолам.
На пятнадцать минут партии едва ли не вся набережная, весь городок, казалось, онемели – под молчаливой луной и вечными звездами звучала и царствовала какофония Стравинского, а вся аудитория словно перестала дышать, завороженная магией дикого танца Алекса Мону.
– Магия, это самая настоящая магия! – завороженно прошептал Паскаль слева от меня, вздыхая.
С этим я готов был согласиться. Что ж, выходит, парень был прав, когда высокомерно задирал нос, говоря о своем шокирующем «сюрпризе»! Мне тут же припомнился и совсем недавний разговор с другим танцором – Пьером ле Пе из Лозанны, который заверял нас, что завтра легко переплюнет «выскочку Мону». Не в силах оторвать взгляда от пульсирующего действа на сцене, я криво усмехнулся: вряд ли кто-либо сможет переплюнуть этого парня!
Сенсационная партия Избранницы завершилась почти на самом краю помоста – на мгновенье тело Алекса жутковато свесилось со сцены, так что вся армия зрителей хором охнула, одновременно испуганно вскинув руки, чтобы «не дать» ему сорваться вниз. Мгновение затишья, потухший свет рампы, когда только лунная дорожка освещала неясный абрис тела…
И тут же зажегся яркий свет, танцор вскочил, торжественно подняв обе руки к небесам, а звонкий голос ведущего выкрикнул: «Приветствуйте воспитанника Парижской студии балета Марселя Брюно – великолепного Алекса Мону, исполнившего партию Избранницы из знаменитого балета Игоря Стравинского «Весна священная»!».
Наша скромная компания была примерно в курсе сюрприза Мону, а вот для всей аудитории набережной это был настоящий шок: женскую партию блестяще исполнил мужчина! Пару секунд раздавались нестройные хлопки, вскрики, чей-то робкий свист; и тут же все дружно поднялись на ноги, взрывом оваций и восторженными криками приветствуя талантливого танцовщика.
– Он гениален! Он просто гениален! – бурно аплодируя, полушепотом повторял Паскаль; при этом из его глаз безостановочно текли слезы. – Гениальный Алекс, истинный Избранник!
Да, с этим я мог стопроцентно согласиться. Бог мой, я, по собственной воле ни разу в жизни не посетивший ни одного балета, готов был присоединиться к восторженному плачу! Мое сердце ухало в бешеном темпе, а я и сам не смог бы объяснить, что ощущаю: восторг языческой энергии вперемежку со страхом смерти, страстное желание увидеть весь балет со всеми его персонажами и партиями?..
– Пойдем, мой дорогой, – Соня, шмыгнув носом, неожиданно подтолкнула меня к выходу, слово в слово повторяя мои собственные мысли. – Честное слово, после этого потрясающего выступления я не желаю ничего больше смотреть. Пусть смотрят другие, а мы с тобой лучше прогуляемся.
Между тем складные кресла импровизированного зала под открытым небом пустели – народ кинулся к сцене приветствовать гения. Все повторялось: как и в день триумфа Савелия, едва Алекс спустился со сцены, как его окружила восторженная толпа. Совершенно незнакомые люди тянули к взмыленному танцору свои руки, обнимали, целовали, протягивали листки для автографа. Ну, а блестящий от пота Алекс улыбался улыбкой усталого и абсолютно счастливого человека, который добился всего, чего желал.
В определенный момент в толпе восторженных лиц вдруг мелькнуло перекошенное лютой ненавистью лицо.
– О, боже мой! – с силой сжала мою руку Соня. – Посмотри! Это мальчишка ле Пе – похоже, он просто умирает от лютой зависти!
Мальчишка ле Пе стоял неподвижно в бушующем море поклонников Мону – пару секунд я видел его белое лицо, после чего он бесследно исчез, а я с облегчением перевел взгляд на Алекса, который только успевал подписывать программки фестиваля. Наблюдая за его мимикой и телом в наряде непонятного грязного цвета, я сообщил Соне свое последнее открытие:
– Послушай, дорогая, а ведь я понял, что наш гениальный Алекс имел в виду, когда говорил тебе о сюрпризе! Посмотри: ведь он – полная копия твоей «Избранницы» – или как там называется главная картина твоей выставки, где на первом плане лежит мертвое тело девушки?
Соня пару секунд с изумлением смотрела на меня, а потом неожиданно радостно рассмеялась.
– Бог мой, дорогой Ален, а ведь ты прав! И как я сама не поняла? Те же прическа, платье, те же ломаные линии тела…
Она вдруг мимолетно нахмурилась, замерла и тут же развернулась ко мне, лукаво грозя пальцем:
– Послушай, так, выходит, ты видел мои картины! Значит, все-таки заходил на выставку?! Вот это – настоящий сюрприз для меня! Мой Ален втихаря познакомился с моими работами. Браво!
И она заключила меня в свои пылкие и страстные объятия. Сами понимаете, я не стал уточнять, что на выставку так и не рискнул зайти, лишь по случаю бросив взгляд на одно-единственное полотно. В сущности, я ничего и не смог бы сказать, даже если бы искренне того желал – синеглазая Соня меня горячо целовала, а я не желал прерывать этот древний и священный обряд.