— Я сам могу выехать. Только покажите мне, где она стоит? — сказал я.
Он шагнул от крыльца в темноту и показал на стоянку.
— Второй ряд с краю, — сообщил он.
— Где?
Он пошел дальше, показав еще раз.
— Почти в самом конце ряда, — объяснил он.
— Моя девушка сказала, что ты можешь продать мне немного порошка, от которого чихать хочется, — сказал я.
— Продать вам что? — Он впервые оглядел меня с ног до головы.
В неоновом свете магазина спиртных напитков, стоявшего по соседству, его губы казались пурпурными.
— Сладкую конфетку для носика.
— Вы не по адресу обратились, папаша.
— Я что, похож на полицейского или кого-то в этом роде?
— Хотите, я пригоню вашу машину, сэр?
— Я припас для тебя сто баксов. Давай встретимся в другом месте.
— Вам, может, следует с менеджером поговорить. Я здесь просто в обслуге. Поищите кого-нибудь другого.
— Должно быть, она говорила про другое место. Ладно, я не в обиде, — сказал я и пошел к дальнему краю площадки.
Вырулил на бульвар. Пальмы вдоль аллеи едва справлялись с натиском ветра.
Я проехал через жилой район, развернулся и припарковался на темной улице через квартал от ресторана. Вытащил из сумки, из отделения для перчаток, свой японский полевой бинокль времен Второй мировой войны и настроил его на освещенное крыльцо, где мужчина с родинками парковал машины.
В последующие три часа он дважды подходил к кузову своего автомобиля, прежде чем подать машину выходящему из ресторана владельцу. В полночь ресторан закрылся, и я поехал за ним через весь город до района с немощеными дорогами, дощатыми домами, открытыми сточными канавами и грязными дворами, где ржавели какие-то железяки и стиральные машины.
Большая часть домов была уже темна, и я, оставив машину кварталом ниже, пошел по песчаной дороге к освещенной боковой двери деревянного, похожего на коробку дома, который окружали кривые, чуть не падавшие изгороди. Сквозь москитный экран я увидел, что парень сидит в майке перед телевизором с банкой пива в руках и щелкает пультом, переключая программы. Плечи у него были белые, как живот у лягушки, и покрыты такими же темными родинками, что на лице. Он откинулся на мягком стуле, вентилятор в окне обдувал его лицо, и он, взбалтывая свое пиво, потягивал его, вперившись в экран. Первые капли дождя стукнули по крыше.
Я просунул руку к ручке сетчатой двери и дернул ее на себя, вырвав шпингалет из косяка. Резко выпрямившись, человек уставился на меня широко открытыми глазами, пивная банка покатилась по полу, оставляя хвост пены.
— Некоторые посетители чертовски настойчивы, — сказал я, шагнув внутрь.
Лучше бы я взял свою «беретту-25» в руки, прежде чем войти. Но она лежала у меня в кармане. Он пошарил у себя за спиной на верстаке и, схватив молоток, бросил его, целясь мне в грудь. Стальной набалдашник ударил прямо по правым ребрам. Резкая боль пронзила грудную клетку, как будто сквозь меня пропустили высоковольтный разряд, дыхание перехватило. После чего он набросился на меня, молотя кулаками, как мальчишка в драке на школьном дворе, и все-таки достал разок в глаз и в ухо — я не успел защититься. Старшеклассником в Нью-Иберия я неплохо боксировал и давно усвоил, что где бы ни шел бой — на ринге или на улице, — равных тебе не будет, если будешь крепко стоять на ногах, прикрывать подбородок плечом, не опускать левую руку, защищая лицо, и идти на противника с правым хуком в лицо. Я врезал ему прямо по переносице. Глаза у него чуть не выскочили из орбит от шока, затуманились, и тогда я ударил еще, на этот раз в челюсть, сбив его с ног. Он, перелетев через стул, вмазался в телевизор. Взглянул на меня, подняв белое, как простыня, лицо. Верхнюю губу заливала кровь из носа.
— Хочешь еще? — спросил я.
— Кто ты такой?
— А что тебя волнует? Как долго ты будешь выбираться из этого?
— Выбираться из чего? Что тебе надо от меня? Я тебя до сегодняшнего вечера никогда не видел.
Он попытался встать. Я толкнул его на пол.
— Приходишь сюда, чтоб из меня лапшу сделать, а потом еще вернешься с парочкой таких же отморозков. Как-то не смешно, приятель, — сказал он.
— Видишь, что у меня в руке? Я в тебя целиться не собираюсь, потому что мне кажется, ты к этому отношения не имеешь. Но мы сейчас поднимем ставки.
— Приходишь ко мне домой, нападаешь на меня, размахиваешь тут пушкой, и я еще и виноват? Верится с трудом.
— Вставай, — сказал я и рывком поднял его за руку.
Повел его в спальню.
— Включай свет, — приказал ему.
Он щелкнул выключателем. Кровать была не застелена, на дощатом полу валялась грязная одежда. На карточном столе лежал наполовину собранный пазл с портретом Элвиса Пресли. Подталкивая парня по коридору, я пошел дальше, на крошечную кухню в глубине дома.
— Забыл, где свет включается? — спросил я.
— Слушай, я всего лишь работаю на одних людей. Если у тебя с ними проблемы, с ними и разбирайся. А я человек маленький.
Поискав рукой на стене, я включил верхний свет. Кухня была единственной чистой комнатой в доме. Сушка была вымыта, тарелки сложены в подставку, линолеум начищен воском и отполирован. Посреди кухни у большого стола с жаропрочной столешницей стоял одинокий стул, а на самом столе — черные пластиковые пакетики, стянутые потайным шнурком, склянка с эфиром и пачки сухого молока и сахарной пудры.
Он вытер нос рукой. Родинки на лице были похожи сейчас на дохлых жуков. Из-за опущенного оконного экрана доносился шелест дождевых капель, падавших на листья деревьев.
— Похоже, ты свой товар разбавляешь, — заметил я.
— А ты что хочешь? Вот все, что у меня есть, все у тебя на виду.
— Где Филип Мерфи?
Он с изумлением взглянул на меня, подняв брови.
— Не знаю такого, — ответил.
— Да знаешь, знаешь. Он по две дозы каждый день употребляет.
— Таких много. Слушай, если я смогу найти тебе этого парня, ты уберешься из моей жизни? Тогда ты его получишь.
— Ему за пятьдесят, носит очки, волосы и брови с проседью, взлохмаченные, говорит иногда немного как англичанин.
— А, этот придурок. Он говорил, что его зовут Эдди. Пойдешь хлопнешь его?
— Где он?
— Слушай, у этого кретина куча денег. Можем сорвать на нем неплохой куш. Все так делают.
— Даю тебе последний шанс, — сказал я, двинувшись к нему.
Он отступил, врезавшись спиной в раковину, и поднял руки перед собой.