Анжелина вновь оживилась, глядя своими прекрасными фиолетовыми глазами на Луиджи. Он послал ей воздушный поцелуй.
— Быстрее! Надо нарядить елку! — воскликнула Анжелина. — Мадемуазель, вы будете нам помогать. Что за ужин без рождественской елки…
В широком коридоре раздались шаги. Октавия, забыв на время о плите, вошла в гостиную.
— Боже, какое все большое здесь, мадемуазель! — посетовала служанка. — Я чувствую себя потерянной. Если бы не девчушка, которая мне помогает, я бы уже валилась с ног. Ладно. Гусь хорошо прожарился, а каштаны томятся в соусе. Жена управляющего дала мне несколько банок черники в сиропе. Я испеку большой торт.
Устав после прогулки, Анри залез на кушетку. Его ботинки с налипшей грязью и снегом тут же оставили на ней следы. Закрыв глаза, малыш принялся сосать большой палец.
— Мсье Туту обратил в бегство целую стаю волков, — сказал Луиджи. — Ну, стаю не стаю, но трех голодных зверей…
— Волки? — испуганно воскликнула Анжелина, у которой мгновенно проснулся материнский инстинкт.
— Да было бы из-за чего переживать! — насмешливо воскликнула Жерсанда. — Наш Лозер — это край волков. Ну, давайте наряжать елку.
Розетта показала украшения, которые она вырезала из золотистой бумаги. Особенно она гордилась гирляндами — они ей удались лучше всего. Под задумчивым взглядом малыша Анри Анжелина, в шерстяной юбке и ярко-красном жилете, вешала на пахучие ветви блестящие стеклянные шары и фигурки из позолоченного гипса. Октавия и Луиджи поставили елку в большой глиняный горшок около клавесина, закрытого чехлом.
«Завтра или даже сегодня вечером я буду играть на этом старинном инструменте! — дал себе слово новый хозяин владений Жозеф де Беснак. — А ночью я, абсолютно голый, прижмусь к моей прекрасной супруге, такой ласковой, такой теплой, такой страстной! Черт возьми! Вот уж действительно произошло то, что мы называем резким поворотом судьбы. Провидение порадовало меня. Я в своих владениях, под крышей своего дома».
Из-за сквозняков, гулявших по огромному зданию, до них, собравшихся вокруг елки, долетал аппетитный запах жареного гуся. Радостная Розетта захлопала в ладоши и запела рождественскую песенку, ту самую, которая так часто звучала в ее детстве.
Все пастухи, пасшие скот в горах,
Все пастухи повстречали гонца.
Он им сказал: «Возвращайтесь в деревню».
Он им сказал: «Наступило Рождество».
У меня болит нога,
Натирает седло, натирает седло,
У меня болит нога,
Натирает седло спину моей лошади…
И Розетта, разведя руки в сторону, пустилась в пляс. Она была пьяна от счастья, пахнущего зимним лесом, горящими поленьями, жареным гусем и, главное, от получаемой и даруемой любви, а также от воспоминаний о встрече на площади с фонтаном. В своем сердце она хранила образ улыбающегося Виктора — Виктора, готового расплакаться, потому что он должен с ней расстаться.
— Еще, Розетта, еще! — попросил Анри. — Пой!
— Да, это Рождество, мой мальчик! — воскликнула Анжелина, беря сына на руки, чтобы поцеловать его. — Наше самое прекрасное Рождество!
Жерсанда, которой опять стало холодно, села около камина. Протянув руки к огню, она любовалась очаровательной картиной, центром которой были ее любимые Луиджи, Анжелина и Анри. Розетта снова запела, и они все трое, отныне навсегда связанные судьбой, слушали ее, наклонив головы.
Вечер прошел в веселой и непринужденной обстановке. Завтра они пойдут на мессу в ближайшую деревню, завтра они обсудят свое прошлое, настоящее и будущее.
Потом они обменялись подарками, милыми пустячками. Кому-то достались носовые платки, кому-то галстук, кому-то сладости. А маленький мальчик получил книжку с картинками.
Когда пришло время ложиться спать, Анжелина с содроганием отметила, как холодно на каменной лестнице и в коридорах на втором этаже. Октавия положила грелки в каждую кровать, но все же взяла Анри в свою, уверенная, что там ему будет гораздо теплее.
Овчарка легла перед дверью комнаты, отведенной молодой чете. За этой дверью из темного дуба со старинной железной оковкой супруги страстно обнимались, припав губами к губам.
— Ты видела? Небо прояснилось, восходит луна, — прошептал Луиджи. — Вставай, из окна, должно быть, открывается феерический вид.
Анжелина последовала за Луиджи. На нее угнетающе действовали высокие потолки, огромная кровать с балдахином и массивный шкаф.
— Правда, пейзаж просто великолепный, — согласилась она.
Заснеженный парк украшали голубоватые тени и серебристые искорки на снегу. Могучие дубы, росшие вдоль аллеи, казались сказочными часовыми, сверкавшими от инея.
— Моя любимая, ты хотела бы, чтобы этот замок стал нашим гнездышком? — спросил Луиджи. — Прошу тебя, скажи откровенно, не думая о том, чего хочется мне. Я буду искренен с тобой. Эти земли принадлежат мне, и этот край привлекает меня, но только когда ты рядом со мной.
Луиджи поцеловал Анжелину и погладил ее по щеке, по которой катилась робкая слеза.
— Я не хочу тебя разочаровывать, — тихо произнесла Анжелина.
— Скажи мне, Анжелина! Скажи, моя сладкая!
— К чему навязывать тебе мою родину, мой край? Луиджи, с тобой я буду везде счастлива, но…
— Но?
— Но здесь мне не по себе. Я чувствую себя словно в ссылке. Я должна слышать колокольный звон нашего собора, видеть вершину горы Валье на горизонте, ждать, когда расцветет желтая роза, которую посадила мама сразу после того, как вышла замуж… Мне хотелось бы в течение многих лет жить в моем маленьком городке, рядом с горами, этими такими высокими горами из песни, которые больше не мешают мне видеть, где находится моя любовь.
— Твоя песня, песня Анжелины! Я так называл ее, когда находился в Испании. Не плачь, моя любовь, не плачь. Я исполню твое желание. Мы будем жить там, рядом с мамой с ее гугенотскими прихотями, рядом с твоим отцом с его ругательствами на провансальском наречии. Моим родным краем станешь ты — ты, подарившая мне новую жизнь и самую прекрасную любовь в мире, о которой я так долго мечтал.
Анжелина обняла Луиджи, преисполненная благодарности, обняла так, как обнимают страстные любовницы. После Нового года они, как простые паломники, вместе побредут по дорогам Пиренеев. А возвратившись, они станут жить в доме на улице Мобек, и она день и ночь будет ждать призыва, который напоминал молодой женщине о ее главной миссии на земле — принимать в свои руки новорожденного: «Повитуха Лубе, на помощь, повитуха…»
Проникшись этой уверенностью, Анжелина де Беснак прошептала:
— Наступило Рождество, мой обожаемый муженек.
Вместо ответа Луиджи увлек ее на кровать и задернул занавески. Где-то далеко на холмах протяжно завыл волк. Сидя на крыше голубятни, ухала сова. Потом засвистел ветер, бешено гоня по небу тучи. Всю ночь снег падал на старый замок, где в любви и радости зачиналась новая жизнь, появлялся человеческий зародыш — результат безумной любви и зимней свадьбы.