Последний оракул | Страница: 40

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Прижимаясь к Марте, он смотрел на странные леса. Иногда учителя выводили детей наружу, чтобы те посмотрели на лес, посидели в тишине. Но эта обстановка все еще пугала Петра. В кронах деревьев шептал ветер, раскачивая ветви и осыпая пожелтевшие листья. Он смотрел на них и понимал: что-то должно случиться.

Петр был не таким, как его сестра, но и он кое-что знал. Он еще крепче прижался к Марте, словно ища у нее защиты от падающих листьев. Его сердцебиение участилось, и мир растворился. Исчезло все, кроме листьев. Падающих... Кружащих... Танцующих... Пугающих...

Последний оракул

Марта беззвучно просигналила ему об опасности. Что случилось?

Мальчик трясся всем телом, сердце застряло у него в горле, каждым своим ударом предупреждая об опасности. А листья все падали. Он смотрел в просветы между ними. Константин как-то раз рассказал, как ему удается так быстро перемножать в уме числа.

«У каждого числа есть форма... Определенную форму имеют даже самые большие и длинные числа. Поэтому, когда я считаю, я смотрю на пустое место между двумя числами. У этого пробела тоже есть своя форма, образованная границами двух чисел. И этот пробел также является числом. Вот это число и есть ответ».

Петр не до конца понял объяснение. Он не умел считать, как Константин, или разгадывать загадки, как Киска, или видеть за тридевять земель, как его сестра. Зато Петр умел делать то, что было недоступно всем им. Он умел читать сердца. Любые сердца. Добрые и злые.

И вот теперь что-то приближалось. Что-то с темным и голодным сердцем.

Петр вглядывался в падающие листья, а его собственное сердечко билось, словно загнанное. Он заполнял пустоту постепенно, шаг за шагом.

Последний оракул

На лбу мальчика выступил пот. Весь мир превратился в опадающие листья и темные пятна между ними — крутящиеся, пенящиеся, тянущиеся к нему. Он услышал, как где-то далеко Константин выкрикивает его имя.

Марта еще крепче обвила его руками. Нет, она не пыталась защитить его от остальных, просто хотела, чтобы он был в безопасности. Она тоже чувствовала его сердце.

Он должен был увидеть.

Выяснить.

Что-то приближалось.

Он заполнил пустое пространство чернилами и тенями, зубами и рычанием, тихой поступью огромных лап по твердой земле. И увидел то, что приближалось.

Последний оракул

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Последний оракул

8

6 сентября, 12 часов 05 минут

14 ООО метров над Каспийским морем

До посадки осталось два часа.

Грей смотрел в иллюминатор реактивного «Бомбардье глобал экспресс XRS». День быстро подходил к концу. Пока они летели, солнце успело взойти и уже катилось к горизонту позади них. Самолет бизнес-класса был подарен «Сигме» помешанным на воздухоплавании миллиардером Райдером Блантом в благодарность за оказанную ему когда-то помощь. Два пилота американских ВВС, управлявших самолетом, должны были доставить их в Индию к полудню по местному времени.

Грей вернулся к группе своих людей, сидевших за столом из тикового дерева. Он дал им возможность поспать в течение шести часов, но вид у них все равно был измученный. Ковальски все еще спал на откинутом назад кресле, храпя в унисон с двигателями. Грей не видел смысла будить его. У них еще оставалось время, чтобы отдохнуть.

Единственным человеком, в котором не чувствовалось ни капли усталости, была женщина, новичок в их группе. Она была погружена в чтение досье, лежавшего перед ней. Сотрудник «Сигмы», она, как Арчибальд Полк, была специалистом в области неврологии и нейрохимии, поэтому не приходилось удивляться тому, что Пейнтер включил ее в состав группы.

Доктор Шей Розауро была чуть выше среднего роста, с кожей цвета кофе с молоком, в глазах ее светились золотистые искорки и недюжинный ум. Ее черные волосы до плеч, чтобы не лезли в глаза, были забраны под бандану. Раньше она служила в военно-воздушных силах и, если верить ее досье, могла бы сама пилотировать «Бомбардье». На ней даже сейчас была форменная рубашка, широкий пояс, брюки хаки и армейские ботинки.

Грею с ней раньше не приходилось работать, а вот с Ковальски они, похоже, были знакомы. Увидев великана, женщина приветливо улыбнулась, а он радостно оскалился, заключил ее в медвежьи объятия, а затем помог подняться по трапу. Уже оказавшись в самолете, она украдкой бросила на Грея взгляд, в котором читался немой вопрос: «Вы что это, всерьез?»

Когда все отдохнули, Грей созвал команду на совещание. Он хотел, чтобы к тому моменту, когда самолет выпустит шасси, они были полностью готовы к выполнению задания, тем более с учетом того, с кем им придется иметь дело.

— Элизабет, что вы можете нам рассказать о докторе Хейдене Мастерсоне? В качестве кого работал ваш отец с этим профессором из Мумбая?

Она кивнула, подавила зевок и поправила очки на переносице.

— Вообще-то он из Оксфорда. Получил подготовку психолога и физиолога, изучал технику медитации и функции мозга. Последние тридцать лет живет в Индии, изучая тамошних йогов и мистиков.

— Та же линия исследований, что и у вашего отца. Она утвердительно кивнула.

— Я знакома с работами Мастерсона,— с некоторым удивлением в голосе заговорила Розауро.— Он блестящий ученый, но при этом весьма эксцентричен, а некоторые его теории попросту вздорны. Он одним из первых стал отстаивать теорию гибкости человеческого мозга — противоречивую в то время, но повсеместно признанную сегодня.

— Что вы имеете в виду, говоря о гибкости? — уточнил Грей.

— Ну, вплоть до последнего времени основным постулатом неврологии являлся тезис о том, что человеческий мозг — неподвижный или, говоря техническим языком, жестко замонтированный механизм, это каждый участок мозга выполняет лишь какую-то одну, строго определенную функцию. Один участок — одна функция. Поэтому на протяжении последних двадцати лет основной целью неврологии было определить, какой участок за что отвечает. Какой из них позволяет говорить, какой— слышать, какие нейроны позволяют человеку отличать правую руку от левой или удерживать равновесие при ходьбе...

Грей кивнул.

— Но теперь мы знаем, что мозг не является жесткой структурой, что карты мозга способны меняться, модифицироваться. Иными словами, он обладает гибкостью. Именно это его свойство объясняет, почему так много парализованных, у которых разрушена часть мозга, вновь обретают способность пользоваться конечностями. Мозг перенастраивает себя, обходя поврежденные участки.