Рано утром проснулась Макуса и с удивительной заботливостью принялась ухаживать за случайно попавшимися в ее руки питомцами, так что старый Гафиз не мог достаточно надивиться этому.
– Она чует деньги, – бормотал он, улыбаясь. Рано сел он за работу, но как можно осторожнее принялся за дело, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате Рецию и ребенка. – Если моя старуха держит ее, значит она чует деньги, ибо ничего нет для нее на свете, что она любила бы так, как деньги.
Мать и сын отлично чувствовали себя под гостеприимным кровом этой хижины, окруженные нежным, заботливым уходом добрых людей. Реция вскоре могла встать с постели. Малютка был ее утехой и гордостью, и она с блаженной улыбкой утверждала, что он был уже вылитый отец. Старик часто качал ребенка на руках. Макуса стряпала для молодой матери и ухаживала за ней. Проходили дни за днями, неделя за неделей, а Реция с сыном все еще спокойно жили в хижине старого башмачника.
Но вот однажды к старому Гафизу пришел сосед и рассказал, что на следующий день будет праздноваться торжественный въезд пленной Кровавой Невесты и офицеров Зора-бея и Сади-бея, вернувшихся победителями. Услышав эти слова, Реция побледнела от радостного волнения и испуга. «Сади-бей, – сказал он. – Он вернулся победителем!» При этом известии старая Макуса оскалила зубы от удовольствия.
– Вот видишь, – сказала она, – теперь наступили твои красные деньки. Он возвращается назад, да еще победителем. Как рад он будет увидеть тебя и твоего сына!
– Ах, я-то как обрадуюсь ему!
– В толпу, на въезд, ты не должна ходить, Реция. Что скажет Сади, увидев тебя в толпе?
– А как бы мне хотелось, Макуса, видеть его на блестящем празднике, гордо сидящим на коне.
– Еще увидим, он ли это, его ли будет радостными криками приветствовать народ. Пусть пойдет туда мой муж, он, кстати, узнает, где живет Сади-бей и имеет ли он снова жилье здесь в Стамбуле. Гафиз скажет ему, где он может найти свою жену и сына, – уговаривала ее старая Макуса; она ни за что не хотела отпускать Рецию одну с ребенком, боясь лишиться награды от ее мужа, она решила, что лучше будет, если Сади-бей прямо из их хижины получит свою жену и сына, тогда награда будет вернее.
Как она желала, так и сделала. Гафиз один пошел в город и к вечеру вернулся в свою хижину с известием о блестящем триумфальном шествии и о назначении Сади пашой. Эта радостная весть вызвала всеобщий восторг, конечно, из разных побуждений у каждого: у Реции из любви к своему Сади, у старой Макусы – из корыстолюбия. Она рассчитывала, что паша совершенно иначе наградит за оказанную его жене и ребенку помощь, чем простой бей. Теперь тем более не должна она была выпускать из своей хижины Рецию с сыном. Она объявила, что лучше завтра сама пойдет в город и передаст Сади-паше известие о его жене и ребенке, и Реция волей-неволей должна была уступить ее желанию: ведь она была в ее руках. Сверх того старуха умела так ловко обставить свое предложение, что даже Гафиз и тот должен был с ним согласиться.
Старая Макуса надела свой лучший наряд, остаток прежней роскоши: старое, с разводами платье и пестрый платок. Обе одежды своим покроем и полинялыми красками сразу выдавали свою древность, но Макуса важничала этими остатками прежней роскоши. Она гордо вышла из своей хижины и прошла мимо хижин остальных мастеровых, чтобы бедный люд подивился ее наряду и увидел бы, что она совсем не то, что другие. Реция была в сильном волнении, ее томило ожидание, даже старый Гафиз и тот очень интересовался результатом задуманного его женой путешествия. Но напрасны были все их ожидания. Макуса вернулась вечером, не разыскав Сади-пашу. Собственного жилья у него еще не было. У сераля она понапрасну прождала несколько часов, спрашивая о нем. Одно только то узнала она, что принцесса Рошана устраивает празднество в честь Сади-паши. Она намерена была в этот день отправиться в город и там, перед дворцом Рошаны, ждать Сади. Реция была безутешна, она хотела сама отыскать своего Сади, но старая Макуса удерживала ее.
– Зачем будешь ты блуждать по улицам? Или ты думаешь, что узнаешь более меня? – говорила старуха.
– Не думай этого, – согласился со своей дражайшей половиной Гафиз, многозначительно и добродушно улыбаясь. – Предоставь все Макусе. Что-нибудь разузнать, выведать – это уж ее дело, верь мне.
– Но мне бы так хотелось отыскать его. Может быть, старая Ганифа знает что-нибудь о нем, – говорила Реция: невыразимая тоска сжимала ее сердце.
Но Макуса не пускала ее.
– Скоро вечер, – говорила она, – положись на меня, я все устрою, тебе не к чему идти.
Однако Реция ее не послушалась. Хорошенько укутав ребенка, она взяла его на руки, простилась с Гафизом и Макусой, обещав им вернуться с богатой наградой, и поспешила в Скутари. Старуха была вне себя от досады на такой оборот дела, она боялась остаться с пустыми руками; Гафиз же пытался успокоить ее.
В сумерках Реция достигла предместья и отправилась к старой Ганифе. С невыразимой радостью приняла ее добрая старуха, нежно ласкала и целовала ребенка. Она оставила Рецию ночевать, но в эту ночь пришел Лаццаро, чтобы при помощи старой Ганифы заманить пророчицу к платанам перед воротами Скутари. В эту ночь Реция вынуждена была, спасаясь от грека, спрыгнуть с балкона и второпях оставила там ребенка. Ей удалось убежать от своего беспокойного преследователя, во что бы то ни стало хотевшего назвать ее своей. В одно мгновение с широкой улицы завернула она в переулок и, быстро обогнув его, вернулась в дом Ганифы, чтобы взять там свое сокровище, своего возлюбленного сына. Ганифы нигде не было, и Реция, сознавая всю опасность своего пребывания в ее доме, вторично ушла из него. Посреди ночи, прижимая ребенка к своей груди, чтобы защитить его от холодного и сырого ночного воздуха, она побежала к отдаленной хижине старого башмачника. Не за свою жизнь дрожала она, но за жизнь своего ненаглядного дитя. В хижине старого Гафиза они оба были в безопасности, надо было спешить туда. Она застала Макусу еще не спящей. Едва отворила она дверь, как старуха уже угадала, кто пришел.
– Это ты, Реция? – спросила она. В это время проснулся и старик.
– Да, я опять пришла к вам ожидать моего Сади.
– Не говорили ли я тебе, что ты ничего не узнаешь? Предоставь мне, я уж отыщу благородного Сади-пашу, – сказала старуха, очень довольная тем, что мать и сын снова очутились в ее руках: она во что бы то ни стало хотела сделать их золотым дном для себя.
Реция рассказала о случившемся с ней.
– Здесь ты у нас в безопасности, – говорила Макуса, – ложись спать. Счастье еще, что ты была так отважна. Ох, эта молодежь никогда ничего и слышать не хочет.
– Вот она и опять права, – заметил сонный Гафиз. Реция легла на свою постель в соседней комнате и скоро заснула вместе с сыном.
В тот вечер, когда должно было состояться празднество у принцессы, старая Макуса, снова одевшись в свой парадный наряд, отправилась ко дворцу, перед которым уж собралась большая толпа любопытных. Экипажи с гостями въезжали во двор, и Макусе невозможно было говорить там с Сади-пашой.