В башне Мудрецов сидели рядом на диване шейх-уль-ислам и его помощник Гамид-кади, совещаясь друг с другом.
– Гяуры [13] сами подадут повод к тому, чтобы истребить их огнем и мечом, – сказал Мансур-эфенди. – Новые донесения, дошедшие до меня, показывают, что возмущение неизбежно. Тогда полумесяц накажет ненавистных и поступит с ними так, как они того заслуживают.
– А какие известия получил ты сегодня из Салоников? – спросил Гамид-кади.
– Еще несколько недель тому назад я говорил тебе, что в Салониках также должны произойти события, которые дадут повод к вспышкам религиозного фанатизма. Одна болгарская девушка по имени Варда хочет выйти за приверженца нашего пророка. Он требует от христианки перехода в ислам. Родители ее против этого, а население города разделилось на две партии. Пустые причины часто имеют важные следствия. Задачей муфтия и губернатора будет разжечь волнение. Настал час оказать услугу делу нашей веры и доставить ей новый блеск.
– Не слишком ли будет велик мятеж гяуров, мой мудрый брат? – спросил Гамид-кади. – Я знаю, что ты действуешь крайне осмотрительно, но позволь напомнить тебе, что восстанут все вассальные княжества и своей численностью легко могут превзойти наши военные силы.
– Все это уже взвешено мной, брат мой, – отвечал Мансур-эфенди, – мы должны воспользоваться случаем и показать всем, как во всяком деле необходима наша помощь.
– Это необходимо.
– В случае, если вспыхнувший мятеж достигнет такой силы и значения, что имеющееся у нас войско окажется недостаточным, наше дело в минуту опасности доказать, что стоит нам произнести слово, и каждый мусульманин с оружием в руках выступит на священную борьбу за веру, – продолжал шейх-уль-ислам. – Мы возбудим софтов, заставим проповедовать дервишей, разожжем фанатизм, и что не удалось султану и его визирям, то совершит одно наше слово.
– Твой план хорош, брат мой, но вот что: мы можем двумя различными путями доказать, как необходима наша помощь. Один из них ты только что назвал, сейчас я укажу тебе другой. Государственная сокровищница пуста, казна растрачена. Те небольшие суммы, которыми еще могут располагать министры, скоро истощатся, если мятеж примет большие размеры. Ты не хуже меня знаешь, надолго ли хватает даже огромных сумм, если за ними жадно простираются тысячи тысяч рук. Мой совет – избрать второй путь. Когда совершенно истощится казна, помощь должна идти от нас. Большие суммы, которые находятся в нашем распоряжении, окажут необходимую помощь, которой никто и не ожидает в серале.
– Наш разговор навел меня на мысль о недавно прочитанных мной рукописях, принадлежавших старому толкователю Корана Альманзору, который выдает себя за потомка калифов из дома Абассидов, – сказал Мансур-эфенди.
– Документы доказывают справедливость его притязаний, – возразил Гамид-кади. – Я видел бумаги, они подтверждают все.
– Я с этой целью и отдал их тебе, – продолжал Мансур-эфенди, – Я прочел и другие рукописи и обнаружил один удивительный древний документ, написанный неразборчивым почерком. Я постарался, однако, разобрать его и узнал, что последний из калифов перед своим бегством спрятал в безопасное место все громадные сокровища дома Абассидов.
Но место, где калиф спрятал богатства своего дома, указано неясно, к тому же эти указания отчасти стерты. Мне удалось только разобрать, что сокровища велики и что они спрятаны в безопасном месте под камнями. Вы с ученым Али-шейхом возьмите документ, подробно рассмотрите его, – продолжал Мансур-эфенди, – и постарайтесь узнать, на какое место указывает составитель этого документа. Если мы отыщем эти сокровища, мы можем приступить к делу, поместив их в нашу казну.
– Мы с Али-шейхом начнем разбирать документ, как только ты передашь его нам, – сказал Гамид-кади.
В эту минуту в зал Совета вошел молодой дервиш и низко поклонился обоим могущественным сановникам.
– Ходжа Неджиб, – доложил он.
– Приведи его сюда, – приказал великий муфтий.
– Не этому ли ходже поручил ты надзор за софтом? – спросил Гамид-кади.
– Да, Неджиб стережет дом софта Ибама.
Молодой дервиш открыл двери и впустил в зал Совета высокого, худощавого, одетого в черное мужчину. Ходжа Неджиб со всеми знаками раболепства бросился на колени перед муфтием.
– Зачем ты пришел? – спросил шейх-уль-ислам.
– Не гневайся на меня, великий и мудрый баба-Мансур, за то, что я оставил свой пост в доме, где находится чудо, – отвечал Ходжа Неджиб. – Это было необходимо. Я не смел мешкать долее. Софт Ибам сошел с ума.
– С которых пор заметил ты это?
– С прошлой ночи.
– И ты только теперь пришел сюда доложить об этом?
– Я думал, это пройдет. Сначала мне казалось, что софт шутит, и я уговаривал его оставить эти неуместные шутки. Теперь же безумие его усиливается.
– Что же он делает?
– Он громко хохочет и кричит, что чудо не что иное, как обман, что люди допускают морочить себя и что все это одно плутовство.
Мансур-эфенди и Гамид-кади обменялись быстрыми взглядами.
– Где теперь безумный софт? – спросил первый.
– Я запер его наверху в комнате.
– А где чудо?
– В другом помещении. Я запер дом на замок.
– Слышали ли люди слова сумасшедшего?
– Да, мудрый баба-Мансур. Они кричали, что софт не безумный, а говорит правду. Это очень радовало Ибама: он обнимал мужчин и кричал, что есть еще на земле люди, которые в состоянии понять его. Он добивался сверхъестественного, ломал над ним голову, исследовал его, но чудо отнюдь не было его произведением, плодом его трудов. Оно было низким обманом – и снова начинал насмехаться над людьми, собравшимися в доме. Не зная, что делать, что отвечать на его безумные слова, они вопросительно глядели друг на друга, пожимали плечами, шептались, другие вторили его смеху и уходили прочь. Во всем виноват софт, и если, мудрый баба-Мансур, ты в эту же ночь не прикажешь увезти его, он принесет несчастье своим безумием.
– Вернись как можно скорее в дом софта. Не далее как сегодня ночью я сам приеду туда.
– Приезжай, мудрый баба-Мансур, и посмотри сам, правду ли сказал твой раб Неджиб.
– А до тех пор ты отвечаешь мне головой за то, что в течение этого времени софт не сделает никакого бесчинства и что ни одна душа не будет к нему допущена, – сказал шейх-уль-ислам. – Если Ибам сумасшедший, его здесь у нас вылечат. Если же это притворство и им руководит злой умысел, тогда он получит свое наказание. Ступай.
Ходжа Неджиб встал, низко поклонился и оставил зал Совета.
– Этот софт кажется мне опасным, – сказал Гамид-кади. – Подобные натуры с независимыми идеями и средствами к исследованию их могут наделать много вреда, и потому их необходимо делать безвредными.