– Прочитайте нам текст, ваше святейшество. – Маринка озвучила фразу, которая уже в течение нескольких минут вертелась у всех на языке.
Папа вгляделся в витиеватые значки на голограмме. Конечно, он знал их наизусть, но, наверное, хотел прочесть так, словно делал это впервые. А возможно, каждый раз эти слова можно было толковать неодинаково.
– На арамейском это что-то вроде иносказания, разбитого на несколько коротких частей, – произнес Папа, собираясь с духом. Он что-то сказал на латыни и оглядел присутствующих мудрым взглядом старика. – Не ждите рифмы. Перевод приблизительный.
У Максима в груди появился какой-то благоговейный трепет. Неужели сейчас он услышит то, что веками скрывалось церковью как самый ценный документ в истории христианской религии?
Иоанн Павел III проговорил строки пророчества четко и громко:
Пастух среди овец
Двенадцать и один
И небо видит пропасть
И я готов в нем раствориться
Ошибку допустив.
Нет жалости, нет любви
Лишь дар запретный
И я дарю его
Мешаю пробежать свободной овце
Руно и кровь отдать прошу.
Рядом мертвый брат
Двенадцати пристанище
Их дар от неба
Одиннадцать и один
Раствориться всем судьбой положено.
А когда пройдут века
Пастух среди
Дар отразится в пяти
Там, где мертвый брат и кровь
И боль, и страдания, через которые стать небом суждено.
Огненный дождь низвергнется
Храм человеческий спасти
Бездну, геенну огненную отвести
Церберов умервсти
Или спасти.
Отражением не отразить
Нужно взор к небу обратить
Пяти
Две сандалии ищут путь, большая и малая
Где узел большой, там цитадель хлеба
И око в ступенях земли.
Папа замолчал.
Мертвенный свет заливал куб, оставляя на лицах людей глубокие тени, от чего лица эти казались старше и суровей. Голограмма исчезла, а вслед за тем из углов к центру вновь протянулись полупрозрачные струны, скрывая величайшую реликвию человечества.
Воздух в последний раз дрогнул, и в центре красного квадрата осталась мнимая опасная пустота.
Никто не ожидал, что первым заговорит Торик. Он повернулся к Папе и спросил:
– Вам генерал рассказал о нашем полете на Марс? О том, что там произошло? О том, что фальшивые боги на самом деле были привратниками Земли, которых оставили хозяева десятки или сотни тысяч лет назад? Настоящими стражами, а не полумерками, как мы. Он ведь уже рассказал вам, да? Сразу после того, как узнал, что вы не имеете отношения к Безымянным, что они всего лишь отступники, еретики вашего братства?
– Да, сын мой. Мы и сами долго думали, еще тогда в 12-м году, когда лже-Зевс и прочие самозванцы отняли у людей огонь… Гадали, кто же они: стражи или палачи небесные? Но окончательно стало ясно, о чем идет речь в пророчестве, лишь после рассказа генерала. После того, как мы наконец-то поняли, что это вы – те пятеро, которым перепала частичка дара после того, как канули в бездну двенадцать изначальных привратников.
Глаза Торика в этот момент напоминали Максиму два маленьких темных омута.
– В таком случае, – жутковато улыбнулся Святослав, – ваше святейшество уже догадались о том, кем был Иисус.
– Да, сын мой, – казалось, что в этот миг Папа постарел еще на добрый десяток лет. – Он был тринадцатым.
Последние слова понтифика застряли где-то между ушами и мозгом.
В нервах.
Переварить услышанное Максиму оказалось очень непросто, хотя он был уверен, что после всех загадок и тайн, выпавших на его долю, он разучился по-настоящему удивляться.
Тишину внезапно нарушил свист воздуха, донесшийся от двери. Все вздрогнули и резко обернулись. Тугие невидимые струи с шипением продолжали наполнять кубическое помещение. Задуло по ногам.
– Газ пустили, – без эмоций в голосе констатировал Егоров, бледнея. – Теперь нам точно каюк. Приобщились к тайному знанию, и хватит.
– Помещение полностью герметичное, – объяснил Папа, рассеивая глупые предположения Юрки. – Если в нем находятся люди, то каждые полчаса происходит автоматическая смена атмосферы. Углекислый газ откачивается, а новый воздух, обогащенный кислородом, впускается. Когда же здесь никого нет, то откачивается весь воздух, и образуется вакуум.
– Это хорошо, – с видимым облегчением сказал Егоров. – Значит, можно дальше обсуждать… А чего мы, кстати, будем обсуждать?
– Ну и новости, черт возьми, – все еще осмысляя новую информацию, вздохнул Герасимов.
– Побойся Бога, сын мой! Не поминай имя дьявола в таком месте! – с неподдельным возмущением напутствовал Папа. – Покайся!
– Каюсь, ваше святейшество, – быстро ответил Фрунзик, потеребив мочку уха. – Но, с вашего позволения, поговорим сейчас о главном. Я многого не понял из того, что гласит пророчество.
– Давайте попробуем вместе разобраться, – предложила Маринка, беря Максима под руку и покорно кладя голову ему на плечо. – Ведь это может помочь людям, правда?
– Видимо, – сказал Папа.
– Сомнения в словах священника? – как-то странно усмехнулся Торик. – Что может быть хуже?
– Сомнения в его душе, – ответил Иоанн Павел III. – И что же ты думаешь, сын мой, о смысле, заключенном в строках предсказания?
– С чего начать? – равнодушным тоном поинтересовался Святослав.
– С начала.
– То, что Иисус был тринадцатым привратником, я понял сразу, как только услышал о некоем великом пророчестве, – произнес Торик и уселся прямо на пол. Он прислонился спиной к стенке, уставился в одну точку своим фирменным взглядом шизика. – Иначе зачем главе католической церкви, лишь заслышав о пяти прохиндеях с сомнительными способностями, тут же назначать им аудиенцию? Причем не через какого-нибудь занюханного кардинала, а лично! К тому же, заметьте, здесь фигурирует именно христианская религия. Не буддизм, ни конфуцианство какое-нибудь, не ислам, нет. Христианство. Стало быть – главный персонаж, основатель, можно сказать, этого вероисповедания и должен был оказаться недостающим звеном.
– А можно ближе к делу, сын мой? – вопросил Папа.
– Извольте, ваше святейшество. Берем первые строчки:
Пастух среди овец
Двенадцать и один
И небо видит пропасть
И я готов в нем раствориться
Ошибку допустив.
– Здесь, думаю, всем все понятно? – предположил понтифик.
– Нет, не всем, – обидчиво нахохлился Юрка.