Никто не ответил.
Тишина долго металась по помещению, беззвучно отражаясь от глухих стен.
Спустя минуту Торик вышел в центр светящегося круга и точным движением вставил семигранный стержень в углубление в полу.
Они идеально подходили друг другу по форме.
– Я поворачиваю? – еле слышно спросил он, ни на кого конкретно не глядя.
Максим закрыл глаза, одной рукой с силой прижав к себе притихшую Ветку, а другой – обняв вздрогнувшую Маринку.
Наверное, это и есть конец пути, который был отмерен для него.
Самого обыкновенного усредненного человека Земли.
Или все-таки – нет?..
Так и не дождавшись ни от кого ответа, Торик резко крутанул призму.
И… ничего не произошло.
Девять огромных плазменных шаров неподвижно висели в небе, снова приобретшем нормальный голубой цвет. Они словно окостенели: не было заметно ни малейшей пульсации. Их цвет не менялся.
А вокруг в хаотичном порядке застыли сотни шаров поменьше. Желтых и рдяно-коричневых, призрачно-бирюзовых и зеленовато-салатных. Полупрозрачных и непроницаемых, как густой кисель. С крошечными отростками-протуберанцами и без них.
Все они словно бы замерли на шаткой границе жизни и смерти…
Воя турбин истребителей и вертолетов не было слышно.
Пожарища и разрушенные здания курились растянутыми и изогнутыми дымными конусами.
Вообще – очень странная, неестественная тишина царила над Вифлеемом.
Происходящее напоминало сон, в котором все вдруг пошло не по сценарию…
Выйдя на улицу, Максим, прищурившись, поглядел на недвижимых плазмоидов, борясь с инстинктивным желанием упасть и поглубже зарыться в камни мостовой.
За ним из темноты прохода появились Маринка с Веткой. Слегка прихрамывая, приковылял Юрка. А последними выползли грязнющие Фрунзик с Ториком.
Все они расширенными от удивления глазами оглядывали окрестности и невольно задерживали взор на плазмоидах, застывших, словно мушки в янтаре.
– Твои проделки, Егоров? – наконец выдавил Фрунзик.
Юрка остервенело замотал головой.
На площади перед базиликой был только один человек. Он стоял метрах в двадцати от входа, возле массивного серого эллипсоида, неизвестно откуда здесь взявшегося. Долгов мог поклясться, что, когда они в авральном режиме разгребали завал, чтобы попасть внутрь церкви, этого диковинного объекта здесь не было.
– Кто это? – озвучил Максимову мысль Герасимов.
Мужчина подошел поближе и остановился, разглядывая их без особого интереса, но и не стесняясь. Он был одет в свободные брюки без швов и аляповатую рубашку с коротким рукавом.
– Здравствуйте, – наконец промолвил Егоров, делая бездарный книксен. – Не обращайте внимания – когда я нервничаю, то начинаю себя вести несколько странновато. Вы не против, если я присяду? Вот хотя бы прямо сюда, на тротуарчик… Устал дико.
Юрка плюхнулся на бордюр и принялся разглядывать носки своих пыльных кроссовок.
– Вы запустили аварийную систему, – никак не отреагировав на фиглярство Егорова, сказал мужчина. Голос у него был глубокий, но несколько суховатый в плане эмоциональных оттенков. – Возникли спорные обстоятельства.
Ему долго никто не отвечал. Друзья таращились на мужчину, отвалив челюсти. Первым обрел дар речи Торик.
– Вы… – Он с силой растер грязную физиономию ладонями. – Да уж… не думал, что когда-нибудь мне придется такое произнести вслух… Вы – представитель хозяев?
– Хозяев, домовладельцев, сюзеренов – какая разница? Называйте как угодно. Ситуация, возникшая между вашей цивилизацией и этими разумными существами, – мужчина коротко указал глазами наверх, – несколько нетипична. Поэтому я здесь. Они напали на вас, исключая повторение возможного акта, связанного с прерыванием процесса окисления и прочих видов горения, необходимых для поддержания их жизненного цикла. Проще говоря – опасаясь, что вы снова заберете огонь.
– Стало быть, я не ошибся, – хмыкнул Торик. – Надо же, а ведь гипотеза буквально по швам трещала.
– Да, ты не ошибся. И теперь вы как привратники своей расы должны решить их судьбу. С одной стороны, они виновны в агрессии, проявленной по отношению к вашей цивилизации, и вы имеете приоритетное право на их немедленную – полную и необратимую – дезинтеграцию. С другой стороны, они защищались. По вашим меркам нелогично и недопустимо. Так что выбор теперь за вами. Решайте.
Маринка медленно прочитала наизусть строки из пророчества:
Огненный дождь низвергнется Храм человеческий спасти Бездну, геенну огненную отвести Церберов умервсти…
– Или спасти, – закончил Максим.
– Ну и ну, – протянул Герасимов, присаживаясь на бордюр рядом с Юркой. – Так, значит, вся эта бойня была абсолютно бессмысленна…
– А если… – Маринка поискала нужные слова. – Если мы решим… пощадить их, что тогда?
– Они уйдут прочь с этой планеты и никогда не вернутся, – ответил мужчина в аляповатой рубашке, под скрытой личиной которого таился представитель самой, возможно, могущественной цивилизации в галактике.
– Что станет с мечеными? Бедолаги так и будут пытаться покончить с собой?
– Нет.
– Только это не вернет миллионов людей, погибших по досадному недоразумению, – с проскользнувшей вдруг в голосе бритвенно-острой ненавистью процедил Егоров. – Это ничего не объяснит их родным и близким. Не ответит на главный вопрос: за что? Это не восстановит разрушенных плотин ГЭС и жилых небоскребов, автострад и железных дорог, музеев и памятников культуры, не склеит взорванные самолеты, поезда, автомобили и космические станции. Это не принесет облегчения.
– Конечно, – согласно кивнул мужчина. – Поэтому я здесь. Ситуация нетипичная. Вам решать.
Максим вдруг осознал масштаб происходящих событий. До этого он все-таки не до конца понимал, насколько серьезная возникла проблема. Этическая, психологическая, математическая, нравственная, проблема таких непростых категорий, как месть, прощение и само бытие.
И ему стало страшно. Он не мог вообразить, как сумеет принять на себя ответственность за существование тех созданий, кто посягнул на жизнь и свободу его расы.
– Я ведь говорил, – очень тихо сказал Торик. – Они не ведают, что творят. Что будем делать?
– Голосовать, – сам не ожидая от себя этого слова, выпалил Долгов. Он посмотрел на одного из плазмоидов-гигантов, зависших на километровой высоте, и уже уверенней повторил: – Да. Мы будем голосовать. Нас пятеро. Мы все видели, что происходило на протяжении последнего месяца. Теперь, ко всему прочему, мы располагаем объективной информацией.