— Она подходила по формату, и из-за нее верстка газеты не была задержана. Это единственное, что имеет для меня значение, мисс.
Это время у Ньюмана было в некоторой степени свободным, так как подготовка к печати утреннего выпуска еще не началась, и он показал Тесс процесс печати. Сначала газета представляла собой одну сплошную бумажную ленту, которая потом разрезалась на отдельные страницы. Специальная камера снимала страницу, и на основе этой фотографии делали матрицу, с которой уже печатался весь тираж.
— Знаете, что я вам скажу, — после некоторого молчания произнес Ньюман. — Такую операцию практически невозможно провернуть, когда уже все полосы готовы к печати. Причину надо искать там, где готовят газету при помощи компьютера.
Тесс остановилась рядом со столом, на котором лежала матрица с первой страницей раздела, где помещались статьи о недвижимости. Сверху было написано имя автора — Энни Хеффнер, под ним фотография бородатого мужчины. Тесс вопросительно взглянула на Ньюмана, но тот только пожал плечами.
Тесс поняла причину его безразличия. И Говард Ньюман, и Дори видели газету совсем не так, как обычный читатель, и даже не так, как обычный репортер. Для Дори это был набор компьютерных команд, а для Ньюмана — коллаж из текста, картинок и лент бумаги. Прибрежные земли или баскетбол — для него не было никакой разницы. Пока он получал свою зарплату каждую неделю, он был счастлив.
«Очевидно, этот человек совершенно ни при чем», — подумала Тесс, вычеркивая его имя из списка.
Редакторы выделили Тесс в качестве кабинета крошечную комнатку без окон. Тесс снова изучила список сотрудников и послала по электронной почте сообщение секретарю Лайонела Мабри с просьбой назначить ей встречу с Чиком Горманом — корректором ночной смены, — когда тот явится на работу. Тесс была уверена, что Чик — это мужчина. Через несколько минут в ее кабинет буквально ворвалась невысокая женщина с темными, коротко подстриженными волосами: Тесс уже видела ее сегодня утром. На первый взгляд, ее можно было принять за недавнюю выпускницу колледжа, проходящую стажировку, но морщинки на лбу и вокруг глаз выдавали ее возраст. К тому же лицо и осанка этой женщины выражали абсолютную уверенность в себе и своих действиях, что вряд ли характерно для двадцатидвухлетней девушки.
— Меня зовут Эмма Барри, — произнесла женщина любезным тоном. Тесс протянула руку в знак приветствия, но Эмма сделала вид, что не заметила этого. — Мы решили прекратить вашу деятельность.
— Мы?
— Да, мы. Профсоюз «Гильдия журналистов», и я являюсь его председателем. — Она скрестила руки на груди, словно собралась произнести заранее заготовленную и отрепетированную речь. Так оно и оказалось. — В соответствии с давно установленными правилами, любые действия, результатом которых может стать дисциплинарное взыскание, требуют разрешения руководителей профсоюза, а любые разговоры проводятся с ведома председателей и в присутствии представителей Гильдии. Поскольку информация, полученная вами в результате расследования, может быть использована руководством как основание для увольнения кого-либо из сотрудников, мы поставили в известность руководителей «Бикон-Лайт» и запретили членам профсоюза разговаривать с вами без представителя от Гильдии. Пока руководители не согласятся с нашими условиями, вы не имеете права допрашивать наших сотрудников.
— Как человек, когда-то тоже входивший в «Гильдию журналистов», могу с уверенностью сказать, что не нужно принимать все так близко к сердцу, — возразила Тесс. — Цель расследования, которое я провожу, скорее — снять подозрения с сотрудников, чем обвинить кого-то. Разве это может нанести кому-либо вред?
— Я с этого и начала. Насколько нам стало известно, начальство решило использовать историю со статьей о Винковски в качестве предлога, чтобы узнать побольше о подчиненных и в случае чего избавиться от них. Например, вы спросили Брэйнерда, был ли он в баре во вторник ночью. Вы что, предполагаете, что он алкоголик? А если бы он ответил «да», попала бы эта информация в его личное дело?
— Но речь шла совсем о другом!.. — запротестовала Тесс. Однако профсоюзная леди вела себя довольно напористо и заявила приказным тоном:
— Всё! Больше никаких вопросов сотрудникам газеты без ведома профсоюза и присутствия его представителей! Полагаю, все, с кем вы хотите поговорить, являются членами профсоюза. До понедельника!
— До понедельника? — задумчиво произнесла Тесс, после того как Эмма вылетела из ее комнаты. — Но никто ничего не сказал про выходные…
В субботу первым делом Тесс решила навестить Спайка в больнице. К сожалению, ее родителям пришла в голову та же самая мысль. Дело было не в том, что она что-то имела против своих родителей, просто Тесс, стараясь подчеркнуть свою независимость, стремилась встречаться с ними не очень часто: в последний раз они виделись всего три недели назад, что, по мнению Тесс, означало — «недавно».
Войдя в палату, она увидела родителей, сидевших в креслах, придвинутых с разных сторон к кровати Спайка. Они внимательно смотрели на него. В палате стояла тишина, нарушаемая только писком приборов. Любой, наблюдавший эту сцену со стороны, мог бы решить, что Патрик и Джудит Монаган — счастливая семейная пара и что им не обязательно разговаривать для того, чтобы чувствовать себя комфортно в присутствии друг друга, но Тесс знала, что это всего лишь временное затишье перед очередной словесной перепалкой.
— Привет, мам, пап.
— Волосы, — изрекла ее мать вместо приветствия.
— Замечательные волосы, — тут же возразил отец.
— Я не спорю, что они замечательные, но она уже слишком взрослая, чтобы носить волосы собранными в хвост, — не успокоилась мать и поджала губы.
— А по-моему, это смотрится очень аккуратно.
— Чепуха. А эти штаны? Тесс, если ты носишь брюки, на которых есть петли для пояса, значит, ты должна носить и пояс.
— Это джинсы, мама, пояс же нужен тем, у кого нет бедер, на которых штаны должны держаться, а это никогда не входило в число моих проблем. Кроме того, я одеваюсь по-другому, когда хожу на работу, честно.
— Откуда мне знать? Мы тебя месяцами не видим. — На сей раз Джудит была во всем своем однотонном великолепии: в свитере цвета горчицы, в подходящей по цвету юбке из твида и в замшевых туфлях без каблука. Тесс подозревала, что ее мать ходит по магазинам, предварительно вооружившись цветовыми образцами, настолько безукоризненно все было подобрано. Патрик был в своей «зимней униформе», — как про себя называла ее Тесс: в строгих темных брюках, белоснежной рубашке с однотонным галстуком темно-красного цвета. Летний вариант отличался лишь рубашкой с короткими рукавами и галстуком бледно-голубого цвета.
— Что говорят врачи? — спросила Тесс, надеясь таким образом перевести разговор со столь любимой ее матерью темы одежды и недостаточного внимания дочери к своей внешности.
Джудит неопределенно пожала плечами.