* * *
– Это ужас!! Ужас!!!
– Лена, успокойся…
– Да как я могу успокоиться?! Нет, ты не понимаешь… Ведь все они сошли с ума!! А ее убили!!!
Все было бесполезно. Если уж мою подругу Лену, учительницу французского языка, что-то трогало до глубины души, то эмоции у нее всегда били через край, и успокоить ее было просто нереально. Разве что какой-нибудь учитель немецкого мог бы тут… Впрочем, чего не знаю, о том не говорю.
Разговор наш происходил по телефону, и показать свое участие, то, что мне тоже не безразлично событие, так взволновавшее Лену, я могла только одним способом – пригласив ее к себе и попросив изложить все в личной беседе.
Думаю, именно этого она и добивалась.
Что-то подсказывало мне, что не просто так она решила вылить свои эмоции именно на мою голову. Слишком уж часто в ее сумбурной речи, изобилующей междометиями и восклицательными знаками, звучало слово «убийство».
Поскольку из нас двоих расследованиями всевозможных убийств занималась именно я, то не нужно было и к гадалке идти, чтобы догадаться, зачем позвонила Лена. Ставлю десять против одного, что сейчас она приедет и, вытаращив на меня круглые глаза, начнет вопить, что мой долг, моя святая обязанность и предназначение в том, чтобы тут же, сейчас же, не отходя от кассы, немедленно начать выяснять, кто и кого там убил. И, разумеется, ни словом не упомянет при этом о материальном вознаграждении.
Имея все это в виду, я в ожидании приезда Лены мысленно подбирала наиболее мягкие и корректные речевые обороты, которые обычно используются, когда кто-то кому-то хочет вежливо отказать.
Конечно, Лена была моей подругой, и в другой ситуации я, возможно, помогла бы ей безвозмездно, но только не сейчас. Сейчас я была очень жестко на мели, а главное – с головой погружена в одно странное расследование, которое занимало все мое время.
«Не разорваться же мне, – думала я, готовя для своей подруги кофе и доставая шоколад. – И потом, еще неизвестно, что это за история, которая так завела ее. Кто там сошел с ума? Может, просто пустяк какой-нибудь. Знаю я эту Ленку… На пустом месте трагедию выдумает, всех на уши поставит, а потом окажется, что дело выеденного яйца не стоит. Правда, она что-то говорила там об убийстве… Кто ее знает, может, и не пустяк… Ну, если не пустяк, я ее к Кире пошлю. Пускай официальное заявление напишет. Полиция тоже работать должна. Не все же мне одной… И что это они как с цепи сорвались, все с ума сходят?»
Факты загадочных сумасшествий действительно что-то уж слишком часто стали возникать в моей жизни в последнее время. А все из-за этого расследования…
Дело, которым я занималась сейчас, и впрямь было довольно странным. Если бы не глубочайший финансовый кризис, в котором я находилась, думаю, я ни за что не взялась бы за это расследование. Но кризис грозил перейти в катастрофу, а других предложений не было.
Расследование заказал некий желчный господин по имени Станислав Брониславович Зеленский. В этом имени, да и во всей внешности и манерах господина Зеленского явно чувствовалось присутствие польских корней, что, впрочем, отнюдь не делало ни имя его более удобопроизносимым, ни общение с ним более приятным.
Характер у моего клиента оказался капризный и заносчивый, отношение к окружающим высокомерное, и в дополнение ко всем этим прекрасным качествам он был еще и скуповат. Но в тот момент выбирать мне не приходилось.
Проблема же, с которой он ко мне обратился, вообще поначалу заставила меня сомневаться в его умственном здравии.
Зеленский утверждал, что некая особа, желая остаться единственной наследницей некоего состояния, довела до сумасшествия всех остальных претендентов, в результате чего те бесславно закончили свои дни в специальном учреждении, а особа в настоящее время живет себе преспокойненько в полученном таким подлым способом элитном коттедже и в ус не дует.
Расспросив о подробностях, я выяснила, что эта самая особа состояла в весьма далеком родстве с людьми, которых она якобы свела с ума, и даже не общалась с ними. Более того, выяснилось, что некоторые из членов семьи, о которой шла речь, страдали психическим заболеванием, которое могло передаваться по наследству. Заболевание это протекало в скрытой форме, но нет-нет да и появлялся в роду кто-нибудь, кто нуждался в помощи специалистов.
Зеленский утверждал, что подозреваемая им особа, зная это обстоятельство, каким-то образом провоцировала обострение болезни, и человек, до этого вполне нормальный, начинал постепенно «съезжать с катушек» и попадал сначала в психушку, а потом и вовсе в мир иной. Болезнь была такова, что после того, как она проявлялась в острой форме, пациенты долго не жили.
Вся эта история выглядела весьма подозрительно. Каким образом может спровоцировать обострение психического заболевания человек, который даже не знаком с носителем этого заболевания? Ведь для того чтобы знать, что именно может «зацепить» клиента, нужно постоянно общаться с ним, понимать все особенности его характера, да и вообще быть довольно тонким психологом. Но даже и в таком случае результат никто не гарантирует. Кто сможет сказать, какая попытка окажется удачной и сколько времени придется экспериментировать?
И вообще, что это за странный способ получения наследства? Если уж человек задается подобной целью и хочет убрать с дороги всех, кто ему мешает, он гораздо тщательнее продумывает свои действия и уж наверняка выбирает более надежный способ устранения конкурентов, чем призрачное: «выйдет – не выйдет». Даже если выбирается такой экстравагантный способ устранения наследников, как сведение их с ума, то и здесь существуют гораздо более надежные средства. Некоторые препараты, например.
Но когда я спросила об этом Зеленского, он выразил сомнение. Почему-то ему больше нравилась версия о том, что обострение болезни было спровоцировано именно путем морального воздействия, а никак не с помощью лекарств. Причем каким образом могла вышеназванная особа осуществить это воздействие, даже не будучи знакомой с пациентами, он предоставлял выяснить мне.
В общем, чем дольше продолжалась наша беседа, тем больше я сомневалась во вменяемости самого Зеленского.
Однако напоследок он сообщил мне одну небольшую деталь, которая сразу очень многое сделала понятным. Еще в самом начале своего рассказа Зеленский говорил, что судьба распорядилась так, что в настоящее время в семье, о которой идет речь, не осталось никого, кто имел бы прямое право на наследство. Как-то получалось так, что все постепенно друг за другом умирали, и наследниками имущества, представленного уже упомянутым домом и прилегающим к нему небольшим поместьем, становились все более и более дальние родственники. Документы были составлены так, что дом в любом случае должен был оставаться в семье и, если не оказывалось прямых наследников, должен был переходить к ближайшему из родственников.