– Хой Маре! – Выкрикнули охотники все разом, и вождь окунул в кровь глиняную фигурку, после чего бережно поставил её на прежнее место. Затем он погрузил в углубление свои пальцы, а апшелоки разразились дружным приветствием в адрес Алоя. Окровавленные пальцы вождя нанесли на щеках и лбу гуабонга яркие продольные полосы. Те же пальцы начали наносить такую же раскраску на лицах остальных охотников рода. Себя Холдон раскрасил последним.
– Хой Маре! Хой Ллою! – Теперь приветствия гуров поддержали все члены рода. Под эти приветствия охотники встали широким кольцом вокруг ритуального камня, взялись за руки и начали дружно подпрыгивать. Ллой смотрел на апшелоков и делал то же самое. Его захватил незнакомый ему обряд. Веселье продлилось до самого рассвета. За это время новоиспечённый член рода успел перезнакомиться со всеми взрослыми апшелоками, и даже с некоторыми самыми смелыми варами. Он много раз ловил на себе взгляды блестящих глаз Улы.
Гуабонги под предводительством Камъяна пробирались сквозь густой лес в направлении владений Хавоя. Они шли осторожно, не переговариваясь между собой и не издавая никаких звуков. Все они сейчас были охвачены азартом охотников, но ничем не проявляли своего возбуждённого состояния. Их глаза вглядывались в окружавшие заросли, а уши пытались уловить малейший звук, который бы им указал на присутствие апшелоков. Гуабонгов не интересовала никакая другая добыча. Помехой становился Чигир, нёсший аяк. Мало того, что он всё время отставал, так ещё и двигался неосторожно. Юбур обливался потом и то и дело покачивался, едва удерживая в руке панцирь с углями. По всему было видно, что Амэ не пожелала защитить его от яда, что впрыснул в него многоногий ёр. Попытки же взрослых гунгов спасти юбура без её вмешательства ни к чему не привели. Чигир с каждым шагом терял силы и становился опасной помехой в охоте. Камъян подал Оуну знак рукой и жестом приказал остальным остановиться. Гунги замерли там, где стояли. Оун медленно положил на землю свою дубину. Тихо ступая по сухой листве и перешагивая через сушняк, он сделал пару десятков шагов в обратном направлении туда, где едва стоял на ногах, прислонившись к стволу дерева, их молодой спутник. Приблизившись к нему, он бережно взял из его рук панцирь с тлеющими углями и положил на землю, потом обошёл ствол, к которому прижимался теряющий сознание юбур. Он встал за его спиной. Большая ладонь охотника обхватила голову чигира и сжала его рот и ноздри. Тот уже мало что понимал, но всё же попытался оказать сопротивление. Тяжёлый острый патруг проломил его череп и успокоил. Бездыханное тело рухнуло к корням дерева. Там оно и осталось лежать. По жесту Камъяна охотники продолжили свой путь без капли сожаленья о потере молодого сородича, ведь он не был гунгом, как они, и не имел перед родом ещё никаких заслуг. Путь движения гуабонгов пересекало множество звериных троп, но апшелоки, цель их далёкой вылазки, пока не встречались, хотя следы их самих не заметить было нельзя. Только к самому закату Арка в направлении на Рибу сквозь поредевший немного лес показались каменные уступы, и стал доноситься запах реки. Пробравшись вперёд ещё немного, охотники начали различать отдалённые детские крики. Это не были крики детёнышей амрэков, они принадлежали, без сомненья, маленьким апшелокам. Камъян поднял вверх обе руки с оружием, и его группа замерла. Охотники стали прислушиваться. Звуки неслись от каменного уступа чуть со стороны. К весёлым выкрикам детёнышей прибавилось рычание сабая. Сабай сердился, показывая своё недовольство. Никогда еще никому из гуабонгов не доводилось слышать ничего подобного. Рычание сабая не пугало высоколобых, а забавляло!
По жесту вождя охотники продолжили своё движение вперёд, чуть изменив направление. К этому времени Арк скрылся за высокой каменной стеной, и начали сгущаться сумерки. Несмотря на это, вскоре каждому гунгу стал хорошо виден впереди грот в отвесной скале, освещённый аяком изнутри. Из грота доносились до них выкрики апшелоков. Камъян показал рукой, что нужно сделать именно здесь засаду и выжидать свою жертву. Врываться с боем в чужую пастою было бы глупой затеей, не достойной настоящего охотника. Среди врагов может оказаться много, очень много гунгов, которые в состоянии дать достойный отпор непрошеным гостям. Искусство охоты заключалось в том, чтобы подкараулить свою жертву и напасть на неё, при этом ничем не рискуя. Гуабонги залегли в кустарнике и затаились. Из пастои в скале послышался сердитый окрик взрослого апшелока, и крики детей смолкли, оттуда не стали доноситься вообще никакие звуки. Видимо, все члены рода отошли ко сну. Жестикулируя руками, Оун из своего укрытия дал знать Камъяну, что стоит попробовать незаметно выкрасть какого-нибудь апшелока, пока весь род спит. Вождь согласился – ему не хотелось кормить в кустах кровососущих насекомых. Он показал на пальцах, что следует немного подождать. Остальные охотники замерли в ожидании. Когда Сун на небе – холодное отражение Арка – коснулся верхушки одного из деревьев над головами гуабонгов, Камъян дал знак, что пора предпринять вылазку. Охотники поднялись из своих укрытий и стали пробираться сквозь кустарник. Какого же было их удивление, когда все они увидели у входа в пастою апшелоков сразу двух, непонятно откуда взявшихся, сабаев. Оба зверя вышли немного вперёд, нагнули головы и стали принюхиваться. Их уши стояли торчком. Вождь тревожно крикнул стрилом, и гунги по обе руки от него прижались к земле. Никто из них не ожидал увидеть сабаев в жилище высоколобых. Не зря всё же об апшелоках ходили легенды, что они жили под покровительством злых сил Хавоя. Но к этому властителю холода прибавились теперь ещё и безжалостные сабаи! Какими бы ни были искусными охотниками гуабонги, все они понимали, что им не противостоять стае злобных хищников и вооружённым апшелокам, действующим сообща. А что они живут в дружбе и согласии, теперь никто не сомневался. Более того, стоило опасаться оказаться замеченными и подвергнуться нападению. Ни один гуабонг до самого рассвета не издал ни звука, а оба сабая у входа во вражескую пастою не покинули своих мест. Они легли и телами перекрыли доступ вовнутрь.
Когда первые лучи Арка разбудили лес, когда он разразился криками проснувшихся амрэков и стрилов, только тогда сабаи ушли внутрь пастои. В это время у входа показался молодой апшелок. Он потянулся, разминая затёкшие мышцы, и зевнул. В руке он держал панцирь речной илы. Высоколобый спустился по камням и вприпрыжку направился в ту сторону, откуда доносился запах реки. Апшелок свистнул, и из пастои выскочили и помчались вслед за ним оба сабая. Камъян поднял руку с патругом и издал щёлкающие звуки писа. Потом вождь сделал мах в сторону реки. Гунги поняли, что им предстоит захватить добычу. Помехой в предстоящей охоте были только два сабая, что увязались за ней. Камъян приподнялся, чтобы его видела вся его группа. Жестикулируя, он дал понять, что сабаев берут на себя по двое гунгов с каждой его руки, а остальные захватывают апшелока. Высоколобого убивать не стоило, потому что за трёхдневный переход его мясо может испортиться, а запах тлена привлечёт к гуабонгам стаи падальщиков и некоторых голодных хищников. Каждый из охотников хорошо понял задачу, возложенную на него. Апшелок у реки не успел сделать даже выкрика – он был сражён в воде ловко брошенным патругом одного из гунгов, угодившим ему в голову. С сабаями пришлось повозиться, прежде чем удалось их убить. Однако пятерых охотников они поранили крепко. Камъяну один из зверей почти перекусил запястье, и тот потерял в схватке свою дубину. Его горло едва не было разорвано острыми клыками, благо пришли на помощь сородичи. Во время схватки было издано много шума, и стоило опасаться появления остальных апшелоков, поэтому гуабонги, прихватив свою добычу, поспешили побыстрее скрыться в лесу.