– Так куда ехать?
– Думаю, нам нужен завтрак на природе, – решил Кейд. – И бутылка вина. И лес. Пожалуй, сначала заедем в «Янь» за едой. Что ты думаешь по поводу китайский кухни?
Джессика вспомнила блюда, список которых разглядывала вчера. За каждым из них стояли воспоминания. Она любила китайскую кухню.
– Две порции говядины с имбирем, – напомнила она ему.
Рикша двинулся в центр города, то ныряя в поток, то выныривая из него, из-за чего им постоянно сигналили, а он в ответ размахивал кулаком и выкрикивал ругательства в адрес других водителей.
Это было безумно смешно, и Джессика хохотала без умолку. Восхитительное чувство полноты жизни не покидало ее, отзываясь легким покалыванием во всем теле.
– Вы нас угробите, – смеясь, сказала она, когда кеб, который они подрезали, громко бибикнул. А когда налетели на бордюр, она вцепилась в руку Кейда и добавила: – Или я сломаю вторую руку.
Он разгладил воображаемые усы:
– И станешь именно такой, как я хочу. Беспомощной. Вот тогда-то я и обрушу на тебя все свое убийственное обаяние.
Кейд улегся на покрывало, которое купил специально для пикника. Рикша нашел для них укромное местечко на Принсес-Айленд и потихоньку испарился, а они, слушая негромкое журчание реки, наслаждались пикником под сенью густого дерева. Теперь, когда вся еда была съедена и почти все вино выпито, он чувствовал себя расслабленным и сонным.
– Две порции говядины с имбирем. Это же чистой воды мазохизм.
– Никто не заставлял тебя съедать все.
– Ты же знаешь, почему нам всегда приходится покупать две порции. – Всегда, будто и не было в их отношениях пустого места длиной в год, будто они могли просто взять и продолжить оттуда, где расстались. Кейд вспомнил, на чем они расстались, и, несмотря на то, что сейчас чувствовал себя с Джессикой очень хорошо, задумался: а хотят ли они продолжить?
– Да, нам всегда приходилось брать две порции, ведь ты съедаешь одну порцию и большую часть второй.
– Признаюсь, виноват, – простонал он. – Джесси, у меня болит живот.
– И еще три спринг-ролла, – напомнила она. – И большую часть риса. – Джессика произнесла все это строгим голосом, но, когда Кейд приоткрыл один глаз, она улыбалась. И выглядела такой довольной, какой он не помнил ее уже давно.
Задрав рубашку, он показал живот. Джессика вздохнула и опустилась рядом и принялась нежно поглаживать ему живот. Коротенькая юбочка задралась еще выше.
– А-а-а. – Кейд закрыл глаза. Может быть, дело в том, что прошлой ночью он плохо спал, или много съел сейчас, или впервые за целый год чувствовал, что у него все в порядке. У него вырвался довольный вздох. Неожиданно он уснул. А когда проснулся, обнаружил, что Джессика, свернувшись клубочком, спит рядом. Кейд обнял ее за плечи и осторожно, стараясь не задеть больную руку, повернул лицом к себе.
– Неужели мы заснули? – удивилась она.
– Да.
– А наш рикша все еще здесь? Или сбежал, прихватив с собой все мои новые наряды?
Кейд приподнялся на локте и заметил рикшу вдалеке у самого берега реки. Подняв голову выше, увидел, что парень самозабвенно давит на кнопки своего телефона.
– Никуда он не денется. Я ему еще не заплатил. – Кейд достал из кармана телефон и посмотрел на время. – Господи, да уже почти четыре.
– Чудесный день, – одобрила Джессика.
– Согласен. Что тебе понравилось больше всего? Шопинг? Мне очень понравилось длинное платье.
– Мне совершенно некуда надевать его, – возразила она. – Не надо было покупать.
– Нет, надо. Пусть это будет мой подарок. За остальное можешь вернуть деньги, если очень хочешь.
– Хочу!
– Но это платье я хочу тебе подарить.
– Зачем дарить платье, которое я наверняка никогда не надену?
– Носи его дома. Включи кино, надень и смотри. Ешь в нем попкорн.
Джессика засмеялась:
– Это странно и рискованно. Вдруг я испачкаю его маслом?
– Это лучше всего. Знаешь, что оно мне напоминает, Джесс?
– Нет. Что? – Она затаила дыхание.
– Оно напоминает мне картины, которые ты рисовала. Те, где все цвета смешивались в одном потрясающем движении.
– Я уже много лет о них не вспоминала, – откликнулась она.
– Сохрани это платье для открытия первой выставки своих картин.
Джессика засмеялась немного нервно:
– У меня не будет выставки.
– Вот что меня постоянно удивляло. Куда все это исчезло?
– Я расписываю стены. Это моя творческая отдушина.
– Не думаю, что зайчики на стенах достойная замена.
– Меня не интересует, что ты думаешь! Извини. Но не надо портить настроение, указывая мне, как жить.
Она права. Его это не касается. Теперь уже нет. А может быть, никогда не касалось.
– Мясо с имбирем еще осталось? – с надеждой спросил Кейд.
– Нет.
– А рис?
Неприятный момент прошел, она засмеялась и протянула ему коробку. После этого казалось совершенно естественным поехать к нему домой. А потом, с противоестественной любезностью пожелав друг другу доброй ночи, разойтись по разным спальням.
На следующее утро они проснулись одновременно. Кейд снова заказал круассаны. Джессика вышла завтракать в его рубашке.
– Думаю, вместо вечернего платья мне надо было купить пижаму, – заметила она.
Кейд подумал: интересно, какой ящик Пандоры откроется, если он скажет, что рубашка, которая сейчас на ней, гораздо лучше, чем пижама?
– Ты вернешься сюда после работы? – спросил он, невольно затаив дыхание в ожидании ответа.
– Думаю, да, – ответила Джессика, и в ее голосе он услышал те же сомнения, которые чувствовал сам. Какую новую страницу приоткрывают они, живя под одной крышей? Что их ждет? Возможно, сейчас строят каркас своих будущих отношений? Может ли случиться, что им удастся стать одной из тех редких пар, которым удается развестись мирно и остаться друзьями?
Кейд надеялся, что в ближайшие несколько дней все прояснится. Он не любил неопределенности. Сейчас его будущее выглядело туманным, будто он смотрел в самый несговорчивый магический кристалл.
В понедельник после работы Джессика вернулась в апартаменты Кейда. Ее мучил стыд за то, что она и пальцем не пошевелила, чтобы продвигаться вперед в обустройстве собственной жизни. Вместо этого сидела здесь и ждала, когда откроется входная дверь.
Зачем? Кейд никогда не приходил домой в одно и то же время. Чего она ждет? Не в этом ли была их главная проблема? Она все время чего-то ждала, будто вся ее жизнь зависела от него. А ведь у него была какая-то своя жизнь, не имевшая к ней никакого отношения.