Только подумайте: разделить сросшиеся кристаллы, отчистить их… Вы и понятия не имеете о том, что такое электролитическая ванна, хотя бы для того, чтобы очистить обычную серебряную монету… А если вы их расколете… Даже представить страшно.
Он снова усмехнулся и отнюдь не весело.
Внезапно свет фар ослепил Коя, который все еще не совсем отошел от мысли о том, что можно столкнуть охотника за сокровищами в пропасть и что можно оказаться в ней самому. Теперь же он встрепенулся.
– Кроме того, нужны связи. – Палермо поднес зажигалку к сигарете. – Знать нелегальный бизнес, ведь находку надо сбыть. А это я могу. – Из-за того, что он держал сигарету в губах, голос его изменился. – Бог ты мой. Восемьдесят процентов торговли изумрудами в мире ведется нелегально, и заправляют этим еврейские мафии в Бельгии и Италии… Думаете, я не знаю, зачем вы ездили в Антверпен?
Антверпен. Кой бывал там, как и во множестве Других городов, – огромный порт, километры причалов, портовые краны, корабли. Значит, Танжер там тоже побывала, и для него это очередной сюрприз; хотя вдруг на память ему пришла почтовая открытка рядом с серебряным кубком в ее квартире на Пасео Инфанты Исабель. В общем, он решил слушать внимательнее и не строить себе иллюзий. Об этой женщине он никогда ничего утешительного для себя не узнает.
– Неужели она не рассказала тебе про Антверпен? – Огонек сигареты, которую Палермо держал в губах, ироническим глазком подмигивал Кою. – Не может быть! Так знай – до того, как вы познакомились в Барселоне, она немножечко попутешествовала. Нанесла несколько визитов… В том числе, – он понизил голос, чтобы не слышал шофер, – по одному адресочку на Рубенстраат к Шерру и Когену.
Большие специалисты по огранке, умеют изменить вид камня… Я же не в пустыне живу, кое-что и мне известно.
Кой вдыхал запах табака. Светло-серый дымок вился на фоне огней Линеа-де-ла-Консепсьон и уплывал прочь от темного силуэта у балюстрады, постепенно тая в воздухе.
– Значит, не рассказала. Это невероятно.
Я продал душу, подумал Кой. Я продал ей душу, и теперь я – легкая добыча. Для нее, для него. Даже для араба. Это все равно что плавать среди голодных акул. Если бы я был поумнее – а теперь совершенно ясно, что я дурак, – я бы сию же минуту со всех ног рванул вниз, на «Карпанту», крикнул Пилото, чтобы отваливал, и на всех парусах помчался бы прочь.
Красный глазок сигареты снова уставился на Коя.
– Значит, она еще не рассказала тебе про изумруды? Про то, что это самый выгодный из драгоценных камней?.. Я-то видел изумруды, и немало. Когда работал с Мэлом Фишером. И я тебя уверяю, что в Антверпене за партию старинных камней отвалят немалую сумму, даже если продавать их оптом.
А твоя подружка… Она-то это знает.
– А если я не приму ваше предложение?
Танжер прижимала сумку к груди, что-то мужское появилось в ее профиле. Ничуть не удивлюсь, решил Кой, если у нее в этой сумке – пистолет.
– Мы будем неотступно следовать за вами. – Огонек сигареты двигался в такт словам, которые Палермо произносил бесстрастным тоном, словно зачитывал инструкцию. – Район между мысом Гата и мысом Палое не так уж и велик, и когда я узнаю, на каком судне вы находитесь, я воспользуюсь вертолетом… Найду вас, так сказать, на месте преступления.
И если сочту, что мое дело проиграно, вызову патрульный катер береговой охраны.
И он в третий раз хохотнул, как запыхавшаяся собака. Вдалеке срывались с неба звезды, словно падшие ангелы, или неприкаянные души, или же как ракеты на излете. Вот и я так же. Оставьте-ка и мне местечко.
– Если я не в деле, – добавил Палермо, – у вас нет ни малейшего шанса Учтите еще, что существует и физическое воздействие.
Надолго повисло молчание, потом она сказала:
– Вы меня пугаете.
Испуганной она вовсе не выглядела. Слова ее упали как ледяная сосулька и прозвучали угрожающе. Палермо вынул сигарету изо рта и посмотрел на Коя.
– У нее есть характер, верно? У этой лисицы такой характер, что ого-го-го. Теперь понятно, почему она так крепко ухватила тебя за яйца Он снова затянулся, красный глазок разгорелся ярче. Ну просто молодец, думал Кой чуть ли не с благодарностью, редкий умница – всегда предоставляет Кою шанс спустить пар, облегчает ему жизнь. Все еще испытывая это теплое чувство, он развернулся и заехал ему в морду. Палермо был значительно выше, и, чтобы не дать маху, Кой приподнял локоть и со всей силой швырнул кулак вверх и наискось, впечатав горящую сигарету ему в десну. Услышал справа приглушенный вскрик Танжер, пытавшейся его удержать, но в этот момент уже снова кинулся на Палермо и вторым ударом бросил его спиной на балюстраду. Нет, не хочу, чтобы ты свалился в пропасть, сверкнуло у Коя в мозгу Не хочу тебя убивать, не порти мне игру, не падай. И Кой собрался было схватить его за куртку и влепить ему по третьему разу, но так, чтобы Палермо не упал через балюстраду с диким криком «ааааааа», которым кончают свои дни злодеи в кино; но к этому времени Палермо очухался и пустил в ход кулак. Кой почувствовал, как что-то взорвалось у него между левым ухом и затылком.
Звезды небесные и вспышки у него в мозгу перемешались. Словно смотришь в телескоп «Старфайндер»… Он запнулся и отшатнулся назад.
– Кожел! – прошамкал Палермо. – Ну кожел!
"Ж" вместо "з" означало, что Кою удалось прижечь ему десну сигаретой. Это, конечно, могло служить некоторым утешением; но пока он, покачиваясь, пытался удержать равновесие, послышался топот араба, бегущего по бетонному покрытию, и Кой понял, что вне зависимости от дикции Палермо его шансы сводятся к нулю и перед ним самим вряд ли уже станут вопросы артикуляции. ЗКВЧ: Закон катись все к черту. Он набрал воздуха в легкие, и, сгруппировавшись, снова бросился на Палермо, как ослепленный яростью бык. Если я опережу твоего арабского придурка, мы, ей-богу, вместе грохнемся за балюстраду. А нет, так посмотрим, кто будет смеяться последним.
Не вышло. Кто бьет первым, бьет дважды, но пословица не уточняет, что после первых двух ударов можно получить и двести. Араб схватил его со спины, Кой услышал, как тужурка треснула по шву, у Палермо хватило времени приготовиться, и через пару секунд Кой безуспешно пытался вдохнуть воздух, стоя на коленях, с подбитым глазом, звоном в ушах и шумом в голове. Он был в бешенстве на самого себя, на свои руки и ноги, которые отказывались слушаться его и делать свое дело. Он и раз, и другой попытался вновь вступить в драку, но ничего не получалось. Меня парализовало, думал он, эти козлы сделали из меня паралитика. Во рту был такой вкус, словно он долго лизал ржавое железо. Он сплюнул, понимая, что сплевывает кровь. Они меня сделали, как мудака последнего.
Он плохо соображал, голова кружилась. Он услышал голос Танжер и подумал: теперь ее очередь, бедная девочка. Он еще раз попытался встать, чтобы помочь этой ведьме веснушчатой. Они и одежки ее не коснутся, пока он в состоянии сжать кулаки. Но беда в том, что ничего он не мог сжать, даже встать и то не получалось, лежал навзничь, как боксер после нокаута. Но так просто он ее не оставит им, Палермо и арабу; хотя в своем роде она была похлестче, чем они оба, вместе взятые. И в последнем, отчаянном и безнадежном порыве, подавляя стон, он встал на ноги. И тогда вспомнил о ноже Пилото, полез в задний карман и, как кулачный боец перед схваткой, оглядел противников и публику. Оба мужика стояли рядом и смотрели на Танжер, которая застыла у балюстрады. Не двигались и они, словно что-то вдруг приковало к себе их внимание. Кой здоровым глазом пригляделся и понял, что неподдельный их интерес вызван предметом, который Танжер держала в руке, словно демонстрируя им. Мне, видно, совсем хреново: этот предмет, отливавший металлическим блеском, был очень похож – только похож, ведь такое все-таки трудно себе представить – на большой и весьма опасный пистолет.