– Ш-ш-ш, все будет хорошо, – нежно шепнул он, как сделал бы мужчина, которым он всегда хотел стать.
На мгновение Ханна расслабилась в его объятиях. И на мгновение, как когда-то давно, когда он сидел в ангаре и потягивал горячий шоколад, ему показалось, что все в жизни правильно и именно так, как нужно.
Но тогда, словно устыдившись того, что позволила себе момент слабости, Ханна вырвалась из его рук и яростно вытерла слезы ладонями.
– Со мной все в порядке, – произнесла она голосом больше похожим на писк и выдававшим, что она совсем не в порядке. К счастью, до того, как он повторил свои попытки побыть хорошим человеком, она развернулась и направилась к дому. – Увидимся завтра в полдень.
Сэм молча кивнул и направился к своему автомобилю, который так и стоял на том месте, где они едва не столкнулись. Сэм покинул ферму и поехал в город Смит, находившийся в десяти минутах езды. Ночь была все такой же тихой и сонной, как это обычно бывает в деревенской общине.
Он забронировал номер в единственной гостинице города, красивом старинном особняке с гордой вывеской, что здание является объектом архитектурного наследия. Сэм подрулил к гостинице, но не стал выходить из машины. В последнюю минуту он передумал.
Вместо того чтобы пойти в номер и лечь спать, он снова вырулил на пустынную главную улицу. Даже рождественские украшения, висевшие на каждом фонарном столбе, были выключены. Сэм чувствовал себя не в своей тарелке, направляясь в старый район Смита, район ветхих трейлеров и покосившихся одноэтажных домов, стоявших в тени мрачной мельницы, не работавшей вот уже больше пятидесяти лет.
Он остановился перед трейлером на Милл-Роуд, в котором жил с отцом все свои школьные годы. Он выглядел не хуже, чем тогда, потому что места, подобные этому, казалось, уже достигли своего дна, и хуже просто некуда.
Перед трейлером из сугроба, скрывавшего под слоем снега мусор, торчало рукописное объявление о продаже. Табличка висела настолько долго, что некоторые буквы поблекли и стали почти нечитаемыми. Сэм долго смотрел на трейлер. Он не спрашивал себя, зачем сюда приехал. Он совершенно точно знал причину, по которой это сделал.
Потому что, держа Ханну в своих руках, всего на мгновение он почувствовал себя на своем месте, пусть даже всего лишь играл в хорошего человека, а не был им на самом деле.
Но он пришел отсюда, из трейлерного парка в захудалом городке, и, глядя на него сейчас, он готов был признать, что всю свою сознательную взрослую жизнь пытался подняться над этим местом. Он путешествовал по миру, он наслаждался каждой привилегией в жизни, которую может себе позволить обеспеченный человек. Он пытался добиться той неуловимой «нормальности», когда женился. Несмотря на то что он давал Сандре все, что она просила – дорогие безделушки и прочие атрибуты успеха, – их брак развалился на части.
Он приехал сюда, чтобы напомнить самому себе, что та ноющая тоска, появившаяся в его сердце от слез Ханны, не может привести ни к чему хорошему. Он просто не может позволить себе ввязаться в это.
Он происходил из самых низов. Он поднялся над этим с профессиональной точки зрения, возможно даже, именно его происхождение послужило главным толчком к его успеху. Но как быть с его личностью? Полуголодное, нищее детство, проведенное в трейлере, все еще влияло на него начиная от огромных запасов провизии в кладовой, как будто он готовился к апокалипсису, заканчивая коллекцией дорогих кожаных курток, настолько большой, что она занимала целый шкаф. Это давало ему чувство уверенности в завтрашнем дне.
Он не мог избавиться от гнетущего чувства, что имеет недостаточно. Чувства, что, несмотря на достижение успеха, истинное счастье ускользает от него. Это – единственное наследство, которое он хотел бы оставить.
Сэм вытащил из кармана мобильный телефон, полный решимости предоставить кому-нибудь другому возможность общаться с Ханной насчет покупки фермы. Но когда его помощница, женщина средних лет по имени Беатрис, которая, казалось, целью всей своей жизни считала сделать Сэма счастливым, взяла трубку, он заговорил с ней вовсе не о ферме.
– Беа, я хочу, чтобы ты дала распоряжение купить для меня трейлер. – Он продиктовал ей адрес на Милл-Роуд и контактный телефон с объявлением о продаже.
Если Беатрис и была удивлена его просьбе, то не показала виду, ее профессионализм не позволил ей никоим образом комментировать необычную просьбу Сэма. Только повесив трубку, Сэм понял, что так ничего и не сказал про елочную ферму…
Он пообещал себе, что сделает это утром.
Но утром, посмотрев сквозь гостиничное окно на город, залитый солнечным светом, он подумал, что в покупке фермы нет ничего такого, с чем бы он не справился самостоятельно.
К тому же он не мог попросить свою команду по работе с недвижимостью привезти соль для пони и проверить, как рука Ханны. Его помощники никогда раньше не видели ферму, поэтому не смогут реально оценить, что нужно сделать.
Сэм просто привел в действие некий механизм, решив купить дом своего детства. Это должно послужить ему постоянным напоминанием того, что ему нельзя поддерживать с Ханной личные отношения. Нужно помнить, что его основная цель – покупка фермы, и только. Сэм сказал себе, что перво-наперво нужно вырубить все елки, так что Яблоневая Долина сможет использовать освободившиеся земли для выращивания органических продуктов.
Но ему уже не казалось все таким простым и понятным, как вчера. Это послужило предупреждением, потому что если кто и жил по простым и понятным правилам в простом и понятном мире, так это Сэм Чисхолм.
В то утро Беатрис прислала текст договора о покупке трейлера. Читая его, он проверял свою силу духа на прочность. Он верил, что границы, которые сам для себя очертил, находятся ровно на своем месте.
Так что часом позже, успев подкрепиться плотным деревенским завтраком и кружкой горячего крепкого кофе, Сэм постучал в заднюю дверь дома Ханны. Ответа не было, и Сэм вплотную прислонился к двери, пытаясь понять, есть ли кто в доме. Он повернул дверную ручку и вошел через незапертую дверь.
– Ханна? – позвал он.
В центре кухни в дровяной печи потрескивал огонь. Вывеска «Рождественская ферма», отсутствовавшая при въезде, лежала на кухонном столе рядом с открытой банкой краски.
Кухня была старая. Это был не тот гранитно-стальной шедевр из пространства и света, как его собственная кухня в шикарном кондоминиуме на Парк-авеню. Кухня была мрачной и тесной, и от печи было слишком жарко. На раковине в нескольких местах откололась эмаль, тумбочки и дверцы были покрыты множеством слоев краски, половые доски рассохлись, и между ними зияли заметные невооруженным глазом щели.
Несмотря на отсутствие изысканности, а может, благодаря ей, Сэм чувствовал себя здесь как дома, чего он никогда не испытывал в своей дорого обставленной квартире.
– Дом, – пренебрежительно фыркнул он про себя.
Меньше всего на свете он знал, что такое дом, и вчерашний вечер в очередной раз напомнил ему об этом. Эта опрятная ферма, этот старый дом с уютной кухней разительно отличались от той обстановки, в которой он вырос.