А пока получаю разрешение у комбата на выезд. Оказывается, раненый мальчик находится не в Калашахи, а в кишлаке Калайи-Девана. Это мирный кишлак в двух километрах севернее Чауни, моджахедов там нет. Приятно узнать, что слух о моем лазарете дошел так далеко. Но боюсь, что слух несколько преувеличен.
Беру одну БМП (механик-водитель Витя Михин, наводчик-оператор Вадик Бильдин), своего переводчика Мишу, командира разведотделения Ришата Фазулова (Удивительно толковый сержант! Я уж не говорю о Саше Хливном, он мой заместитель. А заместителю по штату положено быть умнее своего командира.) и начальника батальонного медпункта Любовь Николаевну. У нее врачебного опыта куда больше моего! Как хорошо, что в батальоне есть свой фельдшер! Мне бы такого в мой лазарет.
С маленьким Абдулом забираемся на броню, покажет нам дорогу. Успеваю задать ему несколько вопросов о старшем брате. О том самом Сафиулло, который находится сейчас в одной из подчиненных Анвару банд. Абдул ничего не скрывает. Он уже привык ко мне. Говорит, что недавно виделись. И что у брата какие-то проблемы. Спрашивает, если Сафиулло сдастся, не убью ли я его? Я отвечаю, что, конечно же, нет. Брат Абдула – мой брат.
На улицах Калайи-Деваны полным-полно дехкан. Но еще больше детей. Словно галчата, они быстрыми стайками окружают нас. Готовые в любую минуту с визгом разбежаться, но недалеко. Убежать чисто символически – они уже знают, что их никто не обидит. Ребятишки с завистью смотрят на Абдула, но он этого словно и не замечает. Маленький хитрец! Я-то вижу как ему приятно это внимание.
Идем по узким улочкам к одному из домов. На пороге небольшая заминка. Какой-то старик не хочет нас пускать. За моей спиной слышны голоса: «Шурави табиб, дохтор (этот русский – доктор)». Пока продолжается небольшая заминка, к нам как-то боком подкрадывается какой-то сухонький и весь сморщенный, как гриб-боровик, старик-дехканин. У него на руках девочка двух лет. Он что-то объясняет. Но очень тихо и боязливо. Никто не обращает на него внимания. Я обращаюсь к переводчику.
– Миша, спроси, что у него случилось?
Оказывается, у малышки уже около месяца высокая температура и кашель. Конечно же, ее необходимо везти в больницу. Но кто же на это пойдет?! Любовь Николаевна дает старику две упаковки таблеток от кашля и аспирин. Объясняет, как их принимать.
Наконец-то нас приглашают в дом. Во дворе бегают ребятишки, телята, овцы. Из-за дувала испуганно выглядывает какая-то женщина. Скорее всего, мать ребенка. По узкой крутой лестнице мы поднимаемся на второй этаж. Небольшая темная комнатка. На стенах висят какие-то мешочки, миски, нехитрая домашняя утварь. В углу комнаты стоит карабин. И повсюду запах гниющего тела. Пол застелен одеялами, валяются подушки. В потемках мы не сразу увидели в самом дальнем углу крохотного мальчугана под байковым одеялом.
Месяц назад он, как и другие дети, играл на крыше. Шальная пуля пробила легкое и повредила позвоночник. Наша же Любовь Николаевна оказала ему первую помощь. Мальчишку отвезли в афганский госпиталь. Но их не пустили даже за ворота – в госпитале не делают таких сложных операций, он все равно умрет.
Его отвезли в наш медсанбат, сделали операцию. Все прошло нормально. Если, конечно, нормальным можно назвать чудо, которое совершили наши хирурги. В полевых условиях они провели сложнейшую операцию по ампутации части левого легкого. Спасли мальчишку и его позвоночник. Оставалось совсем немного – реабилитация. Его перевезли в Кабул в афганский госпиталь. От афганского медперсонала требовались лишь уход и внимание. Но этого как раз и не хватило. У мальчишки пошли по всему телу пролежни. Он умрет, сказали его отцу. И выписали как безнадежного.
Такая вот картина! Но рефлексы работают, работают руки и ноги мальчугана. Значит, работает и позвоночник. А мясо нарастет! Нужны только уход и специальные упражнения, зарядка. Это совсем несложно! Пытаюсь объяснить его отцу, как надо ухаживать за ребенком, что делать. Он смотрит на меня непонимающе: зачем все это? На все воля Аллаха! Я всего лишь бедный дехканин. У меня нет денег, поэтому в госпитале не стали лечить моего сына. Поэтому Аллах отвернулся от меня.
Какая дикость! Мне даже нечего ему возразить. Тем временем Любовь Николаевна делает перевязку. Мальчишка даже не стонет, а боли страшные. Гниет живое тело. Не могу смотреть. Выхожу на улицу.
Через пару минут выходит и наш фельдшер.
– Бесполезно, он не выживет. Надо возвращаться. Мы идем к машине. В третий раз за сегодня я слышу, что мальчишка не выживет. И вдруг такая злость накатывает и накрывает меня с головой.
– Миша, со мной!
Я возвращаюсь обратно к отцу мальчишки. Миша не успевает переводить мои слова. Да это и не слова, это злость на дикость, на трусость отца. Он прав, этот темный, забитый дехканин, судьбы людей в руках Аллаха. Но герои творят свою судьбу сами. Ты можешь жить трусом, но когда умирает твой ребенок, ты обязан стать героем.
Я еще раз объясняю, что нужно делать отцу для ухода за ребенком. Говорю, что буду приходить к нему очень часто и проверять это. А если мальчик умрет, я расстреляю его своими руками.
Отец мальчика принимает все за чистую монету. Он здорово напуган. Я и сам сейчас верю, что могу его расстрелять. Мой гнев выглядит более весомым, чем возможный гнев Аллаха. Но главное, что теперь у мальчишки будет уход. А я сделаю все, чтобы он выжил. Переводчик Миша удивленно смотрит в мою сторону. Что я могу сказать ему в ответ?
У машины еще один пациент. На плетеной кровати лежит маленькая девчушка. Сильный жар. Спрашиваю, как давно? Вторую неделю. Перед этим мы смотрели девочку, у которой высокая температура держится уже около месяца. Что за дикость! Как переубедить этих дехкан, что обращаться в таком случае надо не к мулле, а к доктору. За один день многовековые предрассудки побороть невозможно, но девочка очень плоха. Состояние крайне тяжелое. Загружаем девчушку и ее отца в десантное отделение машины, едем в госпиталь.
Афганский госпиталь находится недалеко от аэродрома. Нас останавливают у ворот: в госпитале сегодня выходной, приема нет. Что за бред, какой выходной может быть в госпитале?! Среди афганских солдат слышен шепот: «Русский офицер сердится». И один из них убегает за врачом. Минут через пять к воротам подходит врач, молодой афганец примерно моих лет. Осматривает девочку. Обещает завтра отправить ее в Кабул. Отец девочки и один из солдат относят ее на носилках в приемное отделение.
Перебрасываемся парой фраз с доктором. В госпитале работает шестнадцать человек, из них только шестеро врачей. Врачи учились в Советском Союзе и в Кабуле. Но могут сделать только перевязку. Нет опыта и нет хирургического инструмента.
Кроме них в провинции есть еще две больницы. В каждой по одному врачу. Три школы. На полтора миллиона жителей провинции Парван. Работа очень опасная. Душманы убивают учителей и врачей.
Возвращаемся в батальон. Прошу Любовь Николаевну держать меня в курсе, как обстоят дела с лечением этой девочки. Если наш фельдшер будет хоть изредка этим интересоваться, возможно, афганцы будут ухаживать за ней немного лучше.