Да, сегодня с Шафи поговорить не удастся. Он с сожалением пожимает плечами: рад бы в рай, да грехи не пускают. Слишком много дел. Мы успеваем переброситься лишь парой фраз. Мне большой привет от Джуй, нашего Ручейка. Недавно пришло письмо из Страсбурга. У нее все нормально. Он протягивает мне на прощание руку. Вместе с запиской. В записке аккуратные столбики цифр. Их нужно срочно переправить в разведотдел. Я возвращаюсь на Тотахан. Домой.
Увы, на следующий день моим домом становится не родной Тотахан, а его окрестности. И все равно после Кабула и кабульской роты специального назначения это почти что дом. А ребята из газнийского спецназа кажутся мне добрыми соседями. Пригласившими меня на пару дней на веселую пирушку.
Дома и стены помогают. А еще ребята из баграмского разведбата, вся дивизионная артиллерия и летчики с баграмского аэродрома. Здесь все свои. На стольких операциях работали вместе, что стали почти родственниками. Я, наверное, у ребят за младшего больного брата. Постоянно прошу у них то авиационной, то артиллерийской поддержки.
Это довольно удобно. Ребята с газнийского спецназа и так планируют на каждую операцию заградительный огонь артиллерии для прикрытия своих флангов. И авиационные удары для обеспечения своего отхода. Пара вертолетов МИ-24 постоянно находится в готовности оказать нам огневую поддержку. Но вы не представляете, как здорово, когда есть возможность решать неожиданно возникшие проблемы не по традиционной схеме. По цепочке командиров и ответственных лиц. А напрямую через своих друзей. Это куда надежнее, а главное, быстрее.
Я смутно представляю, как это происходит. Как ребята объясняют свои действия своему командованию. В голову приходят забавные мысли. Что-то типа:
– Куда вы стреляете? Ведь там же город Вашингтон!
– Так Серега ж Карпов попросил.
– Ну что же вы сразу не сказали! Если Серега Карпов, тогда другое дело. Смотрите, не промахнитесь. Батарея, огонь!
Смех смехом, но такая оперативность нас здорово выручает. Замполит батальона майор Чернов Алексей Алексеевич постоянно подтрунивает надо мной.
– Сережа, а ваше отчество действительно Иванович, а не Иосифович? Что-то здесь нечисто. Так и попахивает вашими еврейскими штучками! Везде у вас свои. Все у вас схвачено.
– А как же иначе? Наши люди везде. А отчество – это для конспирации.
Меня придали роте Юры Родина. Сам он исполняет обязанности начальника штаба батальона. Сначала, как начальник штаба, планирует операции. А затем, как командир роты, ходит на их реализацию. Фигаро здесь, Фигаро там. Это мы уже проходили. Но зачем он планирует такие сложные операции, мне не совсем понятно. За что он себя так не любит?
Ладно, наше дело маленькое. Я работаю в группе Вадима Суслова. Работаю – это слишком громко сказано. Я единственный бездельник не только в группе у Вадима, но, мне кажется, и во всем батальоне. Я работаю проводником. Иваном Сусаниным.
Ну почему я не знал раньше, что есть такая профессия? Родину защищать? Да нет же, работать проводником. Скажите, вы помните хотя бы одну фамилию или имя тех поляков, которых Сусанин завел в болото? То-то же! А Ивана Сусанина знает вся Россия.
Я не тщеславен, но и мне приятно, что в батальоне меня все знают. И, кажется, любят. По крайней мере, кормят меня как на убой. Интересно, зачем? Может, чтобы бегал не так быстро? На задачу? Или от духов? Нет, в каждом подразделении свои традиции и свои заморочки.
В отличие от кабульской роты, в газнийском батальоне меня не проверяют на вшивость. Медицинским спиртом. И лошадиными дозами. Нет, спирт здесь, конечно же, тоже пьют. И наливают другим. Но это только чтобы запить сухой паек, а не для какой-нибудь проверки. Возможно, после кабульской роты меня считают за своего. А может быть, проводников здесь вообще ни за кого не считают? Я стараюсь не вникать в такие подробности. Ведь в нашей работе главное не вникать. В работе проводников, я имею в виду.
Тем более что работа проводника мне безумно нравится. А как может не нравится работа, когда целыми днями (больше, правда, ночами) ты гуляешь на свежем воздухе? Ничего не делаешь. И ни за что не отвечаешь.
Первую неделю мы все больше гуляем в районе пересохшего русла реки Танги. В четырех километрах северо-восточнее кишлака Чашмайи-Харути. Точнее, его развалин. По минным полям. Ведь кроме всех моих недостатков у меня наверняка есть и достоинства. По крайней мере, одно. Я знаю проходы в этих минных полях, которые сам проделывал год назад. Когда попал в этом районе в духовскую засаду со своим разведвзводом.
У духов в минных полях свои проходы. Они их проделывают очень просто. И самое главное, быстро. В ближайших кишлаках забирают несколько овец и небольшими партиями прогоняют их в нужном направлении. Овцы работают одноразовыми саперами. Способ разминирования жестокий, но довольно эффективный.
Ребята из газнийского спецназа работают по наводке. В отличие от наших разведвзводов, они не ходят на засады в надежде на случайный караван. Их работа называется в отчетах «реализацией полученных разведданных». Агентурная разведка в Пакистане сообщает необходимую информацию. В разведцентре ее обрабатывают. Штаб принимает решение на проведение операции. А ребята эту операцию проводят.
Увы, в первую же ночь мы натыкаемся на какой-то шальной караван. Точнее, караван самый что ни на есть обычный. Просто у нас совсем другая цель. И она должна появиться только на рассвете.
Караван путает все наши карты. Мы готовили укрытия для завтрашней засады, когда наблюдатель доложил Вадиму Суслову, командиру группы, в составе которой я работаю, о появлении нежданных гостей. Вадим моментально принимает решение. Метрах в двухстах сзади нас в то же мгновение один из бойцов группы прикрытия получает задачу. Он бесшумно выползает на тропу, по которой должен будет пройти караван. И оставляет на ней обычную армейскую кружку. Старый, как мир, фокус. Под кружкой – осколочная граната Ф-1. Без кольца.
Это означает, что впереди каравана идет головной дозор. Примерно на удалении двухсот метров. Кружка – наш подарок головному дозору. Подарок примитивный, но он всегда срабатывает. Что бы там не говорили, а национальные особенности все-таки существуют. Если бы такая кружка попалась на пути нашего солдата, он поддел бы ее ногой. И у него было бы еще почти целых четыре секунды, чтобы найти ближайшее укрытие. И спрятаться в нем.
Другое дело – афганцы. Они не спеша подходят к кружке, поднимают ее и долго-долго смотрят на гранату. Их нельзя упрекнуть в наивности. Иной раз они готовят столь изощренные ловушки, что только диву даешься. Может быть, просто им некому сказать, что поднимать чужие кружки не стоит? Ведь те, кто хоть однажды их поднимал, едва ли уже кому-нибудь что-либо расскажут.
Фокус с кружкой необходим для того, чтобы не отвлекать бойцов своей группы на головной дозор. Как правило, при выполнении боевой задачи группа разбивалась на три подгруппы: захвата, огневой поддержки и прикрытия отхода. Каждый ствол был на учете. Отвлекать кого-либо на головной дозор было непозволительной роскошью. По сравнению с караваном, к примеру, головной дозор был слишком незначительной целью. Но и оставлять в своем тылу двух-трех вооруженных моджахедов без присмотра тоже было нельзя.