В половине девятого он вернулся в отель, не заметив за собой никакой слежки и вообще каких-либо опасных движений вокруг.
Отец находился у себя в номере, сидел за планшетом, разглядывая какие-то рисунки и схемы.
– Что-нибудь нашёл? – впустил он сына.
– Всё тихо, – понял его вопрос Матвей. – Никто никуда не торопится, полгорода бродит по улицам, в основном – мусульмане, судя по одежде, остальные сидят в кафе и пьют пиво.
– Попробовал?
– Нет, ты же знаешь, я пиво не люблю. Вы ужинали?
– Только что. Если хочешь – сходи в ресторан, успеешь.
Матвей бросил взгляд на рисунок в компьютере отца – нечто похожее на ферму ажурного моста, – но спрашивать, что это такое, не стал. Если бы отец захотел сказать ему, что изучает, сказал бы.
– Хорошо, схожу.
– У тебя минут сорок, потом ко мне.
Ужинал он в ресторане Le Maison, заполненном наполовину, с небольшими столиками, накрытыми розовыми скатертями. Здесь даже стены были розовыми и люстры.
Попробовал салат с крабами, съел щупальце осьминога, оказавшееся вопреки опасениям мягким и нежным, и выпил кофе «Амбасс» со сливками.
Переоделся в номере, зашёл в номер к отцу, уже готовому к выходу; одет Василий Никифорович был как чиновник Евросоюза, в тёмно-синий костюм с галстуком и значком ООН на лацкане пиджака.
– Хорошо выглядишь, – оценил Матвей.
– Польско туристо, облико морале! – ответил Котов‑старший почти что словами персонажа из фильма «Бриллиантовая рука». – Ты тоже выглядишь как дипломат.
– Где встречаемся?
– Во внутреннем дворе, нас уже ждут.
Спустились в тихий внутренний двор отеля с садом, где и в самом деле уже собралась компания из четырёх человек, одетых не менее строго, чем Котовы. Ни одного из мужчин, кроме Самандара, Матвей не знал. Двое выглядели достаточно молодыми, сорокалетними на вид, третий незнакомец был постарше, морщинистый и безволосый, с седыми бровями; Матвей оценил его возраст в семьдесят с лишним лет.
Познакомились.
Старик с седыми бровями оказался бельгийцем по имени Ван Руумпер; по-английски он говорил так же свободно, как и по-русски. Один из его спутников оказался англичанином, второй – немцем.
– Идёмте на террасу, – предложил Самандар, одетый точно так же, как Котов‑старший. – Я договорился.
Прошли на террасу, увитую виноградной лозой, встретив двух молодых людей в безупречных костюмах. Это были сотрудники бригады обеспечения «Стопкрима», делающие вид, что они просто прогуливаются по двору. Их присутствие Матвей почуял ещё в холле отеля, но Василий Никифорович успокоил его одним взглядом, означавшим – это наши люди. Позже стало известно, что в операции «смены личности» участвовало в Брюсселе более трёх десятков специалистов разного уровня, в том числе сотрудники российской внешней разведки.
На террасе стояли четыре круглых столика, на одном из них стояли кофейные приборы, фрукты и сладости. Но компания отказалась от кофе, поэтому сели за пустой столик, на который Самандар поставил металлический с виду кругляш, создающий в радиусе десяти метров зону аудиореверберации, отсекающую любые попытки подслушать разговор.
Ван Руумпер заговорил первым, изложив диспозицию филиала «правозащитной миссии» «Мемориала» в Европе, а также сообщил, что в Киев летят трое руководителей брюссельского отделения и «сопровождающие их лица», в число которых включены были и «эмиссары Еврозоны», то есть Котовы и Самандар.
– Вот ваши документы, – вытащил из кармана пиджака тёмно-синие паспорта спутник Руумпера, англичанин, так же свободно владеющий русским языком. Он был агентом «глубокого залегания» СВР, работающим под прикрытием представительства английского географического сообщества в Бельгии.
Самандар открыл первый паспорт, прочитал:
– Мартин Полански, поляк, Гданьск. Это тебе. – Он протянул паспорт Василию Никифоровичу.
– Адвокат, практикует в Гданьске, имеет свою частную адвокатскую контору, – добавил Руумпер. – Все формальности соблюдены, сайт конторы работает, отзывы сформированы.
Самандар открыл другой паспорт.
– Брахим Бериша, албанец, уроженец Элбасана. Это я. – Он спрятал паспорт в карман.
– Ты говоришь по-албански? – осведомился Котов‑старший.
– Echte gjuha ime mature [6] , – ответил Вахид Тожиевич на албанском языке, не моргнув глазом, перешёл на русский. – Все мы в Киеве будем разговаривать только по-английски. Хотя должны шпрехать и на языке паспорта.
– Nie powtarzaj, zgadzamy się więcej na ten temat w Moskwie [7] , – сказал Котов по-польски.
– А вы кто? – поинтересовался Матвей у Самандара, не показав виду, что удивлён познаниями отца в польском языке.
– Сотрудник албанской военной разведки, – сказал немец по-русски, но с акцентом. – Прикрытие – правозащитная организация «Дуррес».
– Круто!
– Посмотри на свою ксиву, – посоветовал Вахид Тожитевич.
Матвей развернул паспорт, чёрный, с фиолетовым оттенком. На него глянула собственная фотография, под которой на двух языках, латышском и английском, было напечатано: Зигмунд Скуиньш, Латвия, Рига, улица Антонияс, дом 8.
– Скуиньш – чиновник, работает в ратуше, – добавил немец. – Курирует средства массовой информации, сотрудничает со Службой анализа информации при премьер-министре. Персональные данные проведены через все соцсети. За качество не волнуйтесь.
– По-латышски говоришь? – прищурился Вахид Тожиевич. – Повторил вопрос на латышском языке: – Latvijas teiciens?
– Promats, – ответил Матвей на латышском, выучив несколько обязательных фраз; о том, что он получит статус псевдолатыша, отец предупредил его ещё в Москве.
– Вы летите с нами? – посмотрел он на Ван Руумпера.
– Они – гаранты нашей безопасности на время всей операции в Киеве, – сказал Самандар.
– Извините, – смутился капитан.
– Вариантов три, – начал бельгиец. – Первый: всё идёт по плану, мы вне подозрений, находим подземелье под Лаврой и захватываем артефакты… в существование которых я лично не верю, честно говоря.
– Главное, что они существуют, – сказал Самандар. – Независимо от того, верите вы в это или нет. Многие из нас их видели, а три артефакта с нами.
– Вот как? – удивился Ван Руумпер. – Можете показать? Или это суперсекрет?
Василий Никифорович посмотрел на Матвея.
Матвей поддёрнул рукав пиджака, показывая браслет Эскулапа.