Уже заходя в вестибюль, Максим краем глаза заметил движение с противоположной стороны улицы. Он резко обернулся и вперился взглядом в холодную тьму. Ничего. Показалось. Вполголоса обругав самого себя, он захлопнул дверь.
В здании, как и говорил Некрасик, никого не оказалось. Из старых парт и еще не сгнивших занавесок они соорудили лежанки, наспех набили желудки сойкой и, напялив на себя весь имеющийся гардероб, чтобы не замерзнуть ночью, улеглись. Дорога, даже если просто сидеть и ничего не делать, подчас выматывает почище тяжелой работы.
Егоров погасил фонарик.
– Такое ощущение, что я сам сегодня вместо лошадок скакал, – пожаловался он, устраиваясь на своем месте.
– Путь всегда труден, – философски заметил Некрасик. Зевнул и негромко захрапел.
Через некоторое время засопела Маринка. Юрка отпустил пару бездарных шуток по поводу выигранной Долговым нефтяной скважины и прохезанной квартиры и тоже стал извергать характерный присвист. Фрунзик вырубился молча.
А Максиму не спалось.
Бодун стал потихоньку сдавать позиции, поэтому удалось более-менее привести мысли в порядок.
Они проделали уже больше половины пути. Завтра – Омск. Потом еще один длинный – чуть больше семисот километров – перегон до Новосибирска, а там уже и Томск совсем рядом. Раньше Максим никогда не был восточнее Уральских гор и рад был бы посмотреть на новые места, на Сибирь, на тайгу. Только мешала дикая усталость, полное отсутствие комфорта, антисанитария и опасность стать жертвой разбойников.
Один раз они чуть было не попались – в пролесках, не доезжая до Ишима. Возле неприметной деревеньки с примыкающей проселочной дороги выскочили четверо всадников с АКП наперевес. Пневматический «калаш» – оружие серьезное, и не жильцы были бы они, если б не чистейшей воды удача: железнодорожный переезд. Некрасик, ополоумев от страха, стеганул лошадей, и карета помчалась прямо под колеса идущего на полной скорости локомотива. Хорошо, что машинист даже не посигналил, и шлагбаума не было, иначе бы лошади испугались и тогда – конец. На полном ходу карета перескочила через пути, чуть не порвав упряжь и рессоры. Позади с оглушительным грохотом понесся длинный грузовой поезд, и преследователи остались ни с чем. В погоню после того, как состав проехал, бандиты не бросились – видно, решили, что с такими придурками связываться себе дороже. Повезло? Безусловно! После этого Некрасик еще километров пятнадцать гнал лошадей во весь опор, а Максим с друзьями сидели в карете, вцепившись побелевшими пальцами в дверные ручки и не говоря ни слова. Будто хлипкие замки могли остановить головорезов…
Долгов вспомнил то свербящее ощущение под ложечкой, ту обреченность загнанного, беспомощного существа. Отчаяние жертвы. В груди дернулся неприятный холодок… Он открыл глаза.
На потолке прямо над ним подрагивал мутный отблеск. Сердце заухало.
Свет! Откуда?!
Максим тихонько встал и подошел к окну. С высоты второго этажа он увидел задний двор школы с еле различимыми пятнами луж. В одной из них отражалась луна. Долгов посмотрел на небо – в рваном разрезе облаков действительно виднелся уголок желтоватого глаза.
– Твою мать, – прошептал он вслух, прислушиваясь, как сердце постепенно возвращается в прежний ритм. – Большая сестра следит за мной… Тьфу!
Долгов вернулся на свою лежанку, укутался в занавеску, чувствуя, как футболка прилипает к спине и бокам. Чертовски, до ломоты в зубах захотелось вымыться. Не забраться в горячую пенистую ванну и даже не встать под прохладный душ – на подобные роскошные допущения воображения уже давно не хватало. Хотелось прыгнуть в речку и плескаться там до посинения. Но это тоже пока оставалось лишь мечтой. Реки здесь были холодные, а ветер грозил вмиг пронзить тело насквозь, поэтому никто не рисковал, чтобы не заболеть и не подвести всю команду. Туалет ограничивался ежедневным споласкиванием лица, рук и ног с последующим растиранием их засалившимся полотенцем да чисткой зубов пустой щеткой – паста кончилась. Хотелось надеяться, что в Омске доведется нормально помыться и купить хотя бы минимальный запас предметов гигиены.
А еще постоянно мучил холод. И если нестиранные носки еще можно было перетерпеть, то эта вездесущая каналья казалась абсолютно неистребимой. В первые дни путешествия Маринка начала покашливать, и ребятам пришлось по очереди жертвовать своими куртками, чтобы девчонка вконец не разболелась. Холод был жесток. Он подчас мешал есть, пить, говорить, спать и даже мыслить…
Максим подумал, как подобную жизнь может выносить Некрасик? Это же – сущий ад! Сначала до хрипоты зазывать на вокзале клиентов, затем уговаривать их воспользоваться услугами именно своей артели, а не какой-нибудь другой, а потом днями, неделями сидеть на козлах, глядя на дорогу слезящимися от ветра и мороси глазами. А ведь он еще совсем ребенок…
Кто-то смотрел на Долгова. Сзади.
Максим вдруг почувствовал этот пристальный взгляд всеми нервами. Враз! Глубокий и жуткий, как надрез скальпелем. Внутри заворочался мохнатый комок страха, все органы будто стали меньше размером, кровь на миг застыла в артериях, а потом хлынула с удвоенной силой!
– Паранойя, – прошептал Максим.
И тьма слегка шевельнулась у его изголовья.
Он вихрем слетел с лежанки, свалив соседнюю парту – координация движений еще не до конца восстановилась после вчерашней пьянки.
События разворачивались мгновенно. Темный силуэт не стал нападать, напротив – бросился к дверям, ведущим на лестницу. Максим, практически не раздумывая, – следом. Сзади донесся возмущенный возглас Егорова.
Максим решил во что бы то ни стало догнать непрошеного гостя. Что-то буквально взвыло внутри, когда он почувствовал этот взгляд в затылок. Отдаленно знакомый взгляд. Давящий, уверенно-фанатичный.
Пролет. Еще один. Беглец стрелой вылетел в фойе и юркнул между сваленными в кучу стульями, повалил оторванную от гардероба вешалку. Максим чуть не споткнулся об нее, чертыхнулся и побежал быстрее.
– Макс! Тебя куда понесло? – раздался со второго этажа крик Фрунзика. – Совсем рехнулся, ёклмнпрст?!
Тем временем беглец достиг входной двери и с некоторым усилием распахнул ее. На миг его фигурка оказалась четко видна на фоне лунного марева, и Максим успел заметить, что гаденыш невысокого роста и довольно худой. Дверь захлопнулась. Долгов рванулся вперед, расшвыривая мебель.
– Нет, зараза, не уйдешь! В поезде ушел, а теперь – хрен я тебя упущу!
На улице было туманно. Беглец свернул направо по улице, в сторону раздолбанного грузовика. Он был проворен, молод, но не шибко силен – с натугой растянул пружину двери.
Максим перепрыгнул через перила и едва не угодил ногой в выбоину на асфальте. Хорошо, что он решил спать в берцах, иначе бы сейчас уже все ступни в кровь разодрал. С другой стороны, бежать в тяжелых армейских ботинках было неудобно. Силуэт юркнул за искореженный кузов. Долгов отставал метров на двадцать. Теперь ему оставалось рассчитывать лишь на свою выносливость – в скорости он уступал. Да и выпитый накануне алкоголь сказывался…