Были и другие дела, поважнее.
Но вот для амиров произошедшее требовало серьезных объяснений.
Амир Ислам обедал на террасе своего дома, когда по связи на него вышел начальник охраны и сказал – с поста передового наблюдения поступил сигнал о направляющейся к ним колонне машин. Амир Ислам усмехнулся и приказал пропустить…
С высоты второго этажа – а весь первый этаж представлял собой ДОТ с метровыми стенами армированного бетона – амир Ислам наблюдал, как неуклюже разворачивается на пятачке перед домом колонна. Машины он, конечно же, узнал – их нельзя было не узнать. Насиб-хан, амир велайята, председательствующий на Шуре амиров, был тщеславен и очень гордился своим «Кадиллаком», говорил, что он раньше был у американского президента, а теперь на нем ездит он. Правда это было или нет, амир Ислам не знал, но никогда публично не насмехался над этим, хотя тщеславие – один из грехов ислама. В конце концов, если чьи-то жизненные интересы исчерпываются потребностью ездить на «Кадиллаке» президента США…
Их пропустили, охрана заняла позиции у машин, на крыше дома амира Ислама были снайперы с крупнокалиберными снайперскими винтовками и РПГ. Через некоторое время Насиб-хан, толстый, тяжело отдыхивающийся, появился наверху, на террасе.
– Ас саламу алейкум.
– Ва алейкум ас салам… – сказал амир Ислам. – Прошу вас, присоединяйтесь к моей трапезе. Сейчас принесут еще блюдо…
– Рахмат… – Насиб-хан приложил ладонь к сердцу. – Рахмат за угощение, но я воздержусь, брат…
Это было проявлением недружелюбности и недоверия, хотя внешне все выглядело нормально и даже вежливо…
Амир Ислам дал знак все равно принести новое блюдо…
– Ягненок с травами. Пасся далеко отсюда, так что не радиоактивный…
– Рахмат… – повторил Насиб-хан. – Но мне эта радиация-шрадиация не страшна. У меня все здесь оседает…
Он похлопал себя по объемистому животу и засмеялся каким-то булькающим, непристойным смехом.
Всем было понятно, зачем приехал Насиб-хан, но сразу к делу он переходить, конечно же, не стал. Харам.
– По пути сюда я видел твои плантации мака, – сказал Насиб-хан. – Аллах свидетель, какие хорошие плантации. Как ты выращиваешь такой мак? Я каждый день гоняю рабов поливать, они половину вытаптывают, тупое отродье, Аллах в гневе на них. И все равно такого не получается. Расскажи, как Аллах дает тебе такой урожай мака.
Амир Ислам подумал про себя, что, если даже он сделает глупость и расскажет, как именно, вряд ли это поможет. Что Насиб-хан, что многие другие амиры тупы как бараны, вся их агротехнология в лучшем случае заканчивается знаниями бывшего колхозного агронома. Тут были такие хозяйства – сначала колхозы, потом госхозы они назывались. Сорок лет без урожая. Раньше не рос хлопок, не росла пшеница – теперь вот не растет мак. Беда. Если он сейчас начнет говорить ему про капельное орошение, и про электромагнитное проращивание семян, и про то, что семена вообще надо менять, а мак – подкармливать, они все равно это не поймут. Барану бессмысленно говорить про вкус шашлыка…
– Семена, – сказал он.
– Семена?
– Да, семена. Очень хорошие семена. Я покупаю их и высаживаю.
– О Аллах, а нельзя ли и мне купить таких семян?
– Почему бы и нет?
– Рахмат, я пришлю своего человека.
– Еще подкормка.
– Это маленький самолет летает?
– Да, он. Я распыляю удобрения.
– О Аллах, а это не опасно?
Амир Ислам пожал плечами:
– Все есть яд, и все есть лекарство. Все зависит от дозы…
Про себя он подумал, что эти идиоты сами напрашиваются. В один прекрасный день он прикажет загрузить самолет гербицидами и сожжет поля конкурентов.
– Брат, а не мог бы твой самолет и над моими полями полетать?
– Почему бы нет? Вопрос в деньгах.
– Я заплачу!
И даже не спросил, сколько именно. Вот ведь тупая скотина…
Покончив к своей, как он думал, выгоде с делами коммерческими, Насиб-хан перешел к делам политическим.
– В городе неспокойно, – сказал он, похлопывая по животу. – Люди говорят, что на медресе был налет.
– Да, был, – подтвердил амир Ислам.
– Брат, это опасное дело… – сказал Насиб-хан. – Почему ты не сказал об этом нам? А если бы поднялось восстание?
– Сомневаюсь, что оно поднялось бы. В любом случае у нас достаточно оружия и воинов, чтобы показать этим мерзавцам их место.
– Аллах свидетель, это так, но зачем испытывать терпение людей?
– Эти скоты не посмеют восстать.
Поняв, что дальше дело не двигается, Насиб-хан решил пойти в лоб.
– И о чем ты говорил с алимом, брат?
Амир щелкнул пальцами, объяснил подбежавшему охраннику, что требуется.
– Я лучше тебе покажу, брат…
Через десять минут Насиб-хан, у которого у самого был помимо гарема из женщин, гарем из мальчиков, отодвинул от себя планшет и вытер потный лоб.
– Аллах свидетель, какая мерзость…
– Это ты точно подметил.
– Он говорит, что он праведник, что он праведнее всех нас, а на самом деле он преступник и вызывает гнев Аллаха самим своим существованием.
– И это верно.
– Теперь-то люди разорвут не нас, а эту лицемерную и преступную свинью, да покарает его Аллах. Вот уж я порадуюсь, сколько крови он из нас выпил. Его люди прошлым годом приходили ко мне и считали мои машины! Я говорю – это не мои машины, это машины охраны! Я на них не езжу совсем! А они говорят – все равно надо платить закят. Мерзавцы. Ну, ничего, сейчас-то он у нас попрыгает…
Амир Ислам пожал плечами.
– Зачем?
– Как зачем? Этот мерзавец берет закят с нас со всех и с тебя тоже. Он уже всех достал со своим закятом…
– Тебе затруднительно выплачивать закят?
Про себя амир Ислам подумал, что, может быть, и затруднительно. Когда они делили поля, то поделили поровну, чтобы никому не было обидно. Только у него урожайность мака на той же земле втрое выше.
Насиб-хан выпучил глаза.
– О чем ты говоришь, брат?
– Вот мы тут живем. Ты сам видишь, как мы тут живем, верно? Ты видел, что происходит в городе? Видел, сколько там нищих?
– И что? Я должен делиться с этими обиженными Аллахом?!!
– Конечно, нет, брат, – успокаивающе сказал амир Ислам. – Ты просто должен выплачивать закят, и таким образом, все эти нищие люди будут думать, что все идет по правилам. Конечно, вопрос – сколько платить закята, много платить тоже не надо. Но и совсем не платить или платить совсем мало – нет, брат, так не годится. Надо платить. Иначе рано или поздно толпа поймет, что справедливости нет, и пойдет нас грабить. Вот что будет.