– Мне надо идти…
Старейшина поднялся на ноги.
– Тебе надо спать и набираться сил. Мало кто из мужчин может сказать, не кривя душой, что вступил в схватку с тварью и остался жив. Такой мужчина – настоящий мужчина, никто не сможет сказать, что он не мужчина. Но думаю, тебе не стоит говорить об этом, чтобы не привлекать внимания…
На следующий день он уже метался в бреду. Началось заражение.
Снова пришел лекарь. Дал ему еще напитка, горячего кислого молока, и сменил лекарство на повязках. Новое лекарство состояло из рогатого мака, это было очень хорошее лекарство, которое буквально выедало мертвую и зараженную плоть.
Оставалось только ждать…
Через несколько дней жар стал спадать. Бред прекратился. Он начал выздоравливать, не потеряв руки и ногу, которые затронула зараза.
В одну из ночей на мужской половине он проснулся в ужасе. Давило на грудь… ему показалось, что это та самая собака, пришла, чтобы закончить свое дело. Он перехватил руку… и тут, по прикосновению горячей, гладкой кожи, понял, что это не собака. И не бред, вызванный лихорадкой.
– Уходи… – тихо сказал он на языке пуштунов, – зэй. Зэй.
Но женщина не ушла, а еще крепче прижалась к нему…
Махмуд был человеком старым и в то же время – счастливым. Потому что у него был «КамАЗ» – старый, оставшийся от русских, и была работа…
Сегодня Махмуд шел в очередной рейс: на кабульском рынке он взял сборный груз, который ему погрузили купцы, в основном примитивные железные изделия для обработки почвы, сохи, солярка в бочках, кое-какие ткани, которые невозможно было ткать в кустарных условиях, и пошел в рейс на Джелалабад. Дорога еще сохранилась та, старая, первое Национальное шоссе. Хвала Аллаху, его не бомбили, и оно разрушалось само, под действием обвалов, оползней и времени, и местные жители как могли латали его. Махмуд ходил по этой трассе как минимум тысячу раз и прекрасно знал, на каких участках можно поднажать, а на каких надо быть осторожным. Он таки сумел найти себе источник запчастей для «КамАЗа» – через самый северо-запад страны, через Мазари-Шариф и дальше, в сторону Каспия, шла эта тропа – и был очень доволен.
На этом участке местности он обычно разгонялся, но на этот раз разогнаться ему не пришлось. Несколько вооруженных людей стояли на обочине дороги, и один поднял руку. Махмуд благоразумно остановился.
– Салам алейкум, – сказал тот, кто остановил машину, с проседью в бороде, – да хранит тебя Аллах, и да приведет он в порядок дела твои.
– И к тебе пусть будет милостив Аллах, – сказал Махмуд. – Чего ты хочешь, отец?
– Одного из людей моего народа порвал гуль у ручья.
Махмуд понимающе кивнул.
– Он хочет добраться до Джелалабада, чтобы обратиться к Аманулле – лекарю.
Махмуд снова понимающе кивнул. Такой лекарь был, он был очень старым. И слава про него выходила давно за пределы Джелалабада. Когда-то давно Аманулла учился у шурави, а потом был лекарем в афганской армии. Когда шурави не стало, и их страны не стало, и народного Афганистана не стало, а пришли талибы и хотели наказать лекаря за то, что тот пользовал безбожников-коммунистов, люди Джелалабада поднялись за него и сказали талибам, что не позволят сделать этого. А так как у людей Джелалабада были такие же автоматы, как у талибов, талибы плюнули и решили, что хороший лекарь не будет лишним и им. Ведь несмотря на то что все болезни лечатся многократным повторением первой суры Корана, а шахид, отходя в высшие пределы рая, испытывает боль не большую, чем от укуса комара, каждый, кто бывал ранен, знал, что это не так. И мало кто на самом деле откажется от услуг лекаря, мечтая побыстрее предстать перед Аллахом [115] .
– Он еще слишком слаб, чтобы ехать наверху, но если ты посадишь его в кабину и довезешь до Джелалабада, мой народ и я не оставим тебя благодарностью.
Махмуд кивнул.
– Почему бы и нет? Аллах велит помогать страждущим, это благое дело.
– Аллах да зачтет тебе это благое деяние. Ты живешь в Кабуле?
– Да, Аллах свидетель.
– На обратном пути остановись здесь же, и мой сын передаст тебе барана.
– Да не оставит тебя Аллах, шейх.
Пуштунские воины помогли подняться в кабину «КамАЗа» человеку, ноги которого были замотаны тряпками. Потом закрыли дверь – и Махмуд тронул машину с места, аккуратно, любовно переключая передачи. Раз есть попутчик – значит, не так скучно будет ехать, и Махмуд прикрутил громкость дешевого китайского магнитофона, из которого журчанием горного ручья доносилась мелодия нашиды [116] .
– Аллах свидетель, – сказал он, – я слышал о том, что людей задирали гули, но я впервые вижу человека, которого порвал гуль. Что же ты сделал с гулем, что он оставил тебя?
– Я убил его, – ответил пуштун.
Джелалабад… Город недалеко от границы Афганистана и Пакистана, последний крупный город приграничья, ставший таким большим из-за выгодного расположения – как раз напротив Хайберского провода. Последний форпост относительно цивилизованного мира и последний крупный базар перед выжженной атомным пламенем землей бывшего Пакистана. Некогда сильно пострадавший от заражения – как раз через Хайбер ветер и переносил радиоактивную пыль, – теперь Джелалабад почти полностью восстановился. Хотя количество людей с физическими уродствами было тут значительным.
Город был похож на декорации городов из «Звездных войн». Планета Татуин – без надежды на прилет Оби ван Кеноби. Заброшенный город в заброшенных землях.
Дорожный поток в городе невозможно было описать никакими словами. Автомобили, каким-то чудом сохранившиеся, старые и новые, ввезенные из Китая, мотоциклы, трещащие и кашляющие туберкулезными легкими своих моторов, с трудом переваривающих отвратительный местный бензин. Люди, одетые как афганцы, как беженцы и даже как персы, которых в горах не жаловали. Животные – ослы, мулы, низкорослые горные лошадки и еще какие-то животные, похожие на тех, что были в знаменитой киноэпопее «Звездные войны». И все это смешано на дорогах в дьявольском коктейле, все это шумит, ревет, откашливается бензиновым перегаром, гадит, шкандыбает по ямам и канавам. Некоторые хозяева дуканов нарочно портили дорогу перед своими заведениями в расчете на то, что что-то сломается, и у дукандора будут посетители. Некоторые зазывали посетителей бесплатным косяком марихуаны. Марихуана была здесь всем, она росла прямо на склонах, и растения доходили до шести метров в высоту – хоть в чем-то от радиации была польза. Их горький, терпкий сок добавляли в блюда, их высушенные листья курили, и не было в городе места, откуда не тянуло бы сладким дымком марихуаны. Многие в городе болели раком в той или иной стадии, и косяк марихуаны позволял им примириться с этим жестоким и неласковым миром, не хулить Аллаха и тихо и смиренно отойти в мир иной, когда подойдет срок. Некоторые курили, просто чтобы не видеть всего этого.