Вся эта сетевая стратегия формирует виртуальную Россию, формирует ее множеством, тысячами средств, прямых и косвенных, и еще множеством других углубленных форм кодирования и программирования. Так возникает виртуальная Россия, которая управляется извне. Например, многие видели, как встречали Навального, выходящего из здания суда. Когда фотографы западной прессы изображают группу людей, стоящих вокруг Навального, то кажется, что они застилают горизонт. Но стоит отойти на два шага в сторону, и оказывается, что вокруг него стоит команда из 20 человек, а за ними пустота провинциального города, тихие улицы, идут поливальные машины, рабочие долбят асфальт. При таком ракурсе – Навального нет. Или Навальный – всё, Навальный заполняет собой весь горизонт, или Навального нет. Просто нажми на кнопку, выбери дистанцию, и ты получишь два разных образа. Достаточно изменить один выбор на другой, и получается другая Россия – навальная Россия, болотная Россия, либеральная Россия, которая оказывается – всё. Отходишь на два шага, и ее уже нет. Какая Россия более реальна – навальная или путинская? Никакая. Это динамический процесс, виртуальный момент, это борьба за виртуальность. И если мы ее не ведем, то Россия будет навальной. Если мы ее будем вести, она будет путинской или какой-то еще. Ничего реального в этом не сохраняется. Борьба одного имиджа против другого, одна интерпретация против другой. Один кадр против другого.
В виртуальном мире, в сетевой войне нет правды, нет истины, нет справедливости, нет даже родины в классическом понимании. Есть новые объекты. Американцы прекрасно понимают, что это за объекты, как они действуют и как демонтировать союзников, противников и коллег с использованием всего множества этих виртуальных моментов.
Можно было бы сказать, что это имидж. Но это не имидж, а симулякр. Имидж, в материалистическом ключе, – это некий образ реальности. Но виртуальная реальность – это то, что предшествует реальности, это то, что отменяет реальность, то, что, по сути дела, создает динамическую вселенную вместо статической, где нет никаких эссенций, нет понятия «человек». Человек – это разборное и сборное существо в сетевом моменте.
Для того чтобы точно понимать мир, в котором мы находимся, чтобы вести адекватно боевые действия, отражать те атаки в виртуальном мире и в сетевой реальности, с которыми мы сталкиваемся, надо очень серьезно осмыслить тот парадигмальный сдвиг, который происходит при переходе от модерна к постмодерну. Меняется онтология. Меняются фундаментальные правила ведения войны, субъекты, объекты, цели. Все это ясно осмыслено нашим главным геополитическим противником, развязавшим новую холодную войну. Но это ли не основание для того, чтобы и нам всерьез обратить на это внимание и прекратить действовать по старинке? Пора понять: реальности нет. И те, кто за нее хватается, пытаются ухватиться за ее симулякр. Надо строить собственную виртуальность. Нам надо самим, не дожидаясь, пока из нас сформируют образ объекта, создать виртуальный субъект этой сетевой войны. В нее надо включиться, на этом пространстве надо обосноваться. Надо осознать или построить, сконструировать виртуальную Россию, и от ее имени вести эту сложнейшую, тончайшую игру, иначе мы проиграем еще и эту битву.
На вопрос, что ждет Россию в будущем, легко дать однозначный и академически точный ответ. Россию ждет война. Это такая же научная истина, как и то, что человек однажды умрет, и как еще более истинная истина, что однажды он воскреснет из мертвых. Истина Суда.
Об этом можно не думать, как люди не любят думать о смерти. Но не думать, не значит избежать, предотвратить или даже отложить. Не думать, значит поворачиваться к войне и смерти спиной. Можно и так, но тогда смерть и война накроют нас неожиданно и спонтанно. Как объекты, уносимые волной в море.
Мы должны обернуться к войне. Она неизбежна. Она близка. Она вписана в узор нашей судьбы.
Вопрос «война или не война» не стоит. Война. Но едва ли можно сказать однозначно, когда. Строгая научность констатации тезиса «война неизбежна» контрастирует с произволом и смехотворностью любых попыток прогнозов и подсчетов. Дело в том, что война, будучи духовным, метафизическим феноменом, не приключается с нами как некая механическая и неизбежная закономерность. Войну делаем мы сами. Она проистекает из нашего сердца. Мы рождаем войну. И через нее мы творим мир, наш русский мир.
Война не сваливается на голову. О ней принимается решение. Такое же, как «быть или не быть?». Только еще более основательное. Это решение глубинного ядра России. Кто бы его ни принял – властитель или массы, и даже если войну решат начать где-то на стороне, именно Русский Ангел говорит последнее слово, дает последний сигнал, трубит в последнюю трубу. Седьмой Ангел.
У этого решения нет места в структуре механического природного времени. Время войны – особе время. Это, скорее, разрыв времени. По этой причине любые предсказания – шарлатанство. У войны нет календарного срока. Ее хроника написана солнечной кровью духа. Война придет тогда, когда мы ее позовем. Или когда услышим, как она зовет нас. Впрочем, это одно и то же действие.
Русская война на расстоянии вытянутой руки. Но ритмы истории рваные и сбивчивые. Часто она свертывается в спираль. Особенно русская история – тщетно искать в ней линейности. Поэтому подчас, когда это расстояние «вытянутой руки» кажется уже преодоленным, ничтожно малым, нас опять выносит на иную орбиту. Момент войны приближается и удаляется от нас, освещая нас своим огнем и снова отталкивая в сумеречный сон.
С войной не надо спешить, но и не стоит медлить. Она приходит в свое время. Будучи целиком и полностью зависящей от нас, война абсолютно автономна. Она веет, где хочет.
Субъективно я чувствую, что она совсем рядом. Но никогда нельзя быть уверенным до конца. Это открытый вопрос. Как открытая рана. Но она неизбежна. И когда-то она сбудется.