Его терпение лопнуло, когда в холодной печи обнаружил два окурка. Дал жене пощечину и ушел, предложив ей подыскивать другое жилье.
Она металась весь остаток дня. Может, не все еще потеряно и удастся склеить треснувший семейный горшок? Подхватив годовалую Настю, побежала к участковому. В планах Инги было собраться злополучному треугольнику и в присутствии милиционера расставить все точки над «i». Ушла успокоенная, а дома снова нахлынуло отчаяние. За что ей выпала такая беспросветная, нескладная жизнь?!
Инга родилась в деревенской многодетной семье. Мать с отчимом любили выпить – отсюда, наверно, ее отвращение к выпивохам на всю жизнь. Детдом, учеба в ПТУ. Встретила Сережу, полюбила, родилась Алиска. Сергей регистрировать брак не спешил, на дочку не обращал внимания. Приходилось крутиться одной и по дому, и по огороду. После крупной ссоры Сергей выгнал ее из дома. Поплакала, а жить надо. Поселилась на квартире. Гуляя с коляской, подружилась с другой мамочкой. Новая подруга познакомила ее с соседом Василием: вдовец с семилетним стажем, трезвый, положительный. Родилась Настенька с пушистой, как у цыпленка, головенкой.
Каким же малюсеньким оказался этот обломившийся кусочек счастья… Снова ее гонят, как бездомную кошку, до каких пор?!
Незадолго до этого дня Инга, встретившись с подругой в магазине, поделилась: «А ведь я чуть было дело не сделала». И призналась, что хотела убить детей, чтобы не мучились. Или – умереть самой. Вообразила, как мужья делят между собой дочерей. Так нет же, ей хорошо известно, каково это – расти без матери. В признании она напишет: «Это я сделала не от хорошей жизни (перечисляются разные причины) и… от внутреннего уничтожения».
Несмотря на поздний час, Алиска никак не хотела угомониться, играла в постели с кошкой. Когда дочка, наконец, уснула, Инга взяла капроновый шнур – прочный, им поднимали на чердак ведра с луком. Накинула на шейку дочери и тянула до тех пор, пока у той пальчики не посинели.
В соседней комнате годовалая Настенька играла на брошенном на пол старом одеяле. Инга уложила ее на диван и давила подушкой на лицо минут десять. Вышла на улицу глотнуть морозного воздуха. По ее словам, она хотела вслед за дочерями уйти из жизни. С помощью шнура не получилось. Пошла лечь на рельсы – там работали железнодорожники. Вернулась, дома высыпала в стакан по упаковке анальгина и парацетамола, вытрясла туда же содержимое разбитого градусника, залила водой. Выпила этот коктейль, легла и полчаса наивно ждала результат.
Результат все не наступал. Тогда она поднялась, сунула в карман шнур и пошла в дежурную часть.
Все эти три страшных преступления произошли в расположенных по соседству маленьком городке и райцентре, с небольшим промежутком во времени, практически одно за другим. Скромное имя Веры С. не вошло в список громких имен матерей-детоубийц.
…Поздняя осень выдалась холодной и снежной. Одна из обитательниц рабочего общежития, проснувшись, выглянула в окно: много ли намело за ночь? Там, где летом была разбита клумба, в сугробе угадывались очертания полузанесенного снегом предмета. Ей показалось – кукла.
Откопали трупик: страдальчески сморщенное личико, поджатые ножки, косицы волос примерзли к лобику. Девочка весом 3 кг 200 г, рост 50 сантиметров – прекрасные данные для новорожденной! Прожила не более часа, причина смерти – переохлаждение.
Девятнадцатилетняя незамужняя Вера, придя с завода со второй смены, равнодушно выслушала возбужденных, строивших различные предположения соседок, их рассказ о том, как приходил участковый, всех опрашивал. А потом нечаянно обронила, что сегодня на работе упала в обморок. На нее посмотрели с легким подозрением. Как-то вдруг вспомнились казавшиеся незначительными прежде детали: крупная Вера в последние месяцы особенно пополнела. Летом, вернувшись из деревни, выглядела такой раздобревшей, что ее игриво спросили: «Беременная, что ли?» Она в ответ только усмехнулась.
Вчера к вечеру Вера совсем расхворалась, жаловалась на поясницу. Соседка сделала ей массаж, предложила вызвать «неотложку». Вера наотрез отказалась. А утром проснулась вроде бы похудевшей и надела новый халат. До этого, сколько помнят, неизменно ходила в стареньком голубом халате, очень просторном.
Милиционеры приехали за Верой прямо на работу. В больнице подтвердилось: подозреваемая нуждается в стационарном лечении с диагнозом: криминальные роды. И тут Вера заговорила.
…Знакомый парень пригласил в гости. Зашла, посидела, выпила двести грамм водки. Стало хорошо, показалось, что это любовь. Скоро почувствовала, что по утрам подташнивает, сказала ему. Он сразу уволился и уехал. На учет не встала – стыдно, на аборт не пошла – неудобно. Так и объяснила в суде: «неудобно».
У нее очень полная комплекция, поэтому никто ничего не заметил. В баню всегда ходила одна. Она вообще любила одиночество, все время лежала на койке, читала книжки или смотрела телевизор. Соседки звали бегать «худеть» или в кино, твердила одно: «не хочу».
Тот день выдался особенно трудным. В Верином цехе случился пожар, все бегали, даже обед отменили. В выходной она уже не вставала с постели. Ночью боль сделалась нестерпимой, но она не то, что вскрикнуть – застонать себе не позволяла. Кое-как проковыляла в ванную, легла на кафельный пол. Когда рожала – тоже молчала.
Ребенок пищал и мог перебудить жильцов. Над ванной торчал обломок крана, оттуда постоянно струйкой текла горячая вода. Она и положила под нее младенца – в надежде, что захлебнется. Ребенок зашелся в крике. Тогда Вера вышла на улицу. В трех метрах от дорожки, ведущей к подъезду, положила его, плачущего, в сугроб. Потом вернулась в теплую комнату, где во тьме тихо посапывали соседки, и легла спать.
На следствии, Вера очень возмутилась и удивилась: она никак не думала, что за «это» садят. Простодушно считала: ребенок ее собственный, происшедшее никого, кроме нее, не касается. Всю беременность она знала: как только родит, ребенка выбросит («Я сама еще в жизни не устроена»). Мысленно поставила на нем крест, не думала о нем.
На допросах рефреном звучало это «не думала»: «Я вообще ни о чем не думала. Жалости не было». «Не думала, что ребенка можно отдать в дом малютки». Когда выбрасывала – «ни о чем не думала». «Утром, когда шла на работу, не посмотрела в его сторону и не вспомнила о нем».
…Героине телесериала счастливый муж подарил бриллиантовое колье – за то, что родила ему сына. Чтобы посмотреться в зеркало, той пришлось преодолеть спальню величиной с футбольное поле. Живут же люди…
Только глядя телевизор, и отдохнёшь, помечтаешь… Валя с мужем и двумя сыновьями (младшему 12 лет, старшему 16) ютились в девятиметровой комнате в семейном общежитии. Не повернуться, вытянешь ноги – упрёшься в противоположную стену. Из мебели – телевизор, софа с протёртыми подушками, сервант, старенький шифоньер и двухъярусная койка. На ней спят сыновья, муж Михаил – на полу на подушках. Она, Валя, уходит в «кухню» (закуток два на два метра, выгороженный шифоньером). Там пол выстелен пластиковыми квадратиками – если бросить старую дублёнку, спать тепло.