Это было самое яркое впечатление его детства.
Именно тогда юный барон вон Ларссен сделал свой выбор.
Море, штурм, абордаж!
Грудь старика-адмирала украшало больше звёзд, чем то их количество, которое он был в состоянии увидеть на ночном небе ослабевшими к старости глазами.
Предприятие, однако, оказалось не таким лёгким, как увещевали достойные мужи из Адмиральской коллегии.
– Не такая уж большая служба – тихо перерезать дюжину таможенников… – уверял собрание галейт-адмирал Кнут до Мартош вон Бонар. – Это будет потешная экспедиция. Мы сожжём это московецкое гнездо! Вива, вива, вива!
…Свун-Игнациус вон Ларссен, барон и адмирал, умирал, распластавшись на досках капитанского мостика линейного корабля «Элиафант».
«Перерезать дюжину таможенников», вопреки прогнозам галейт-адмирала Кнута до Мартоша вон Бонара, оказалось не так уж легко.
Простреленная насквозь грудь уже и не болела. Адмиралом потихоньку начала овладевать тихая апатия.
Свейсландская эскадра, призванная разорить Архангелгород, разбита… Король Карл будет в ярости, но адмирал этого, конечно же, не увидит.
Сила свейсландского оружия! Где ты?!
Проклятые московцы расстреляли эскадру в узком месте из скрытых по берегам артиллерийских батарей. А ни один из многих шпионов свейсландских в земле московецкой о наличии таковых не докладывал!
Наибольшие повреждения получил шедший во главе каравана «Эльссунт». Досталось также и идущему в арьергарде «Херцогу Густавсу». Хотя он и не так сильно пострадал, как почти мгновенно затонувший «Эльссунт».
Фарватер Двайны, извилистый и неразведанный, не позволял маневрировать. Свейсцы бестолково сбились в кучу в кильватере тонущего «Эльссунта» и огрызались огнём всей палубной артиллерии. Одновременно старались отбуксировать притопленный удачными попаданиями береговых батарей «Густаве».
Но отчаянный ружейно-артиллерийский огонь свейсцев не остановил армады баркасов с абордажными командами, вынырнувшие из прибрежных зарослей и устремившиеся к потерявшей ход эскадре…
– О, глянь, старый! Небось, старшой местный…
Адмирал с трудом сфокусировал взгляд на склонившемся над ним человеком. Молодой парень, лет двадцати. Честное, открытое лицо.
– Ну чё, чурка? – спросил он на родном наречии адмирала. – Досыта ли похлебал на Росси-то?..
– Я-а-ах-х… – прохрипел адмирал непобедимой доселе эскадры. – А ты есть?..
Слова чужого языка, некогда от скуки изученного Свуном-Игнациусом в изгнании, комом вставали в пересохшем горле.
– Кто я есть, тебе, морда свейсская, знать не обязательно, – отрезал неожиданный собеседник. – А вот только думаю, что черепушка твоя будет писком моей коллекции… Сам подумай! Прославленный свейсландский адмирал Свун фон Лар… тьфу ты, вон Ларссен!
Адмирал закашлялся. На его губах пузырилась кровавая слюна.
– Аль, заканчивай с ним, – донёсся до затухающего сознания Ларссена сочный голос мужчины постарше. – Нам уже пора!
– Погодь, Золтан! Всё-таки историческая личность! Не хрен моржовый. Интересно же пару вопросов задать…
– Давай заканчивай! – Названный Золтаном с лёгкостью заколол абордажной саблей взлетевшего на мостик матроса. – Пора нам.
Затем с удивительным для его возраста проворством он уклонился от двух абордажных сабель свейсских кирасиров. Оба тут же полегли под его ответными молниеносными ударами.
– Ну, прощавай, адмирал! Приятно было познакомиться.
Молодой коротко взмахнул саблей, и голова заклятого врага россов, адмирала Свуна-Игнациуса вон Ларссена, отделилась от шеи…
Низкое свинцовое небо щедро посыпало снежной крупой неровные ряды людей, бредущих по Большой смоленской дороге. Обтрёпанные, голодные, смертельно уставшие вояки – остатки некогда блистательной армии Наполеона – еле передвигали ноги. После поражения им уже не оставалось ничего, как попытаться унести подобру-поздорову ноги из России. Но не получалось «подобру», а уж тем более «поздорову»…
Алчные когти мороза выхватывали из неровных колонн одного солдата за другим, не брезгуя и офицерами. Обмороженные, раненные, обессилевшие, они оставались умирать на обочинах. Отступающего неприятеля беспрестанно сопровождали. В состав «почётного» эскорта входили не только русские люди, горящие жаждой мести. За французами по пятам шли русские волки, добивавшие и съедавшие тех, кто не успел вовремя умереть.
Дорога позорного отступления вела мимо сожжённых лесов, заполненных трупами, разграбленных и опустошённых деревень, мимо полей, изрытых, вытоптанных и изгаженных… мимо поля у деревеньки Бородино. Снег милосердно укрывал общим саваном погибших, чьи трупы пролежали здесь непогребёнными более пятидесяти дней.
Огромный некрополь под открытым небом, с грудами, холмами, грядами трупов. На столь щедро накрытый стол явилось много желающих отведать дармового корма. Стаи объевшихся волков, тучи жирных птиц-падальщиков были теперь полноправными хозяевами поля близ Бородино, где обглоданные человеческие скелеты перемешались с остовами лошадей. Всё поле было вымощено мёртвыми телами, словно мостовая. Сейчас уже и не понять было, где и кто лежит… У каждого из них было имя, канувшее теперь в безучастную Лету. Французское, русское, итальянское, германское…
Не всем погибшим удалось забыться вечным сном, прижавшись к матери-земле. На центральном люнете, на вершинах батарейных укреплений, стояли, прижатые грудами трупов к парапетам, мертвецы, вперившие мутные взоры в небытие. Ветер трепал пёстрые лохмотья мундиров, и казалось, что застывшие стражи шевелятся, разминая окостеневшие члены…
Антуан Лангуа лежал в кустах, прислушиваясь к разговору двух вояк, греющихся около костра. Лютый холод пробирал до костей. Чтобы как-то согреться, француз напялил на себя всю одежду, какую смог снять с трупов, и теперь походил на многоцветный растрёпанный кочан капусты.
– У-у, какая холодрыга! Сейчас бы для внутреннего подогрева водочки… Но и каша сойдёт! Скорей бы пригото-о-овилась! – протягивая окоченевшие руки к котелку, весело булькавшему над пламенем, простонал молодой солдат. Его шинель, вылинявшая, простреленная и прожжённая, не защищала от резких порывов студёного ветра. – Дядь Иль, тебе не кажется, что иногда, когда очередная война почти безнадёжно проиграна… наша природа сама помогает нам одолеть врагов.
– Думаешь? А может, суть в том, что воевать надо уметь и для того, чтобы научиться, необходимо время… да и не всем дано! – возразил старший из двоих, чья одежда находилась в столь же плачевном состоянии. – Хотя, может, ты и прав. Пока люди учатся, природа… или всё-таки Бог?.. решает за них. И как только кто-то в очередной раз сунется к восславянам, так морозом его и прихлопнет, если мы сами вовремя не успеем.