– Ты, лейтенант, не слишком ли много о себе думаешь? – спросил тот, что помоложе, который, видимо, и был лейтенантом Мироновым. – Ты что, такая важная птица, что за тобой станут посылать разведку фронта? Не батальонную, не полковую, не дивизионную даже, а…
– Да нет…
– Ладно, времени мало. – Старший встал. – Лёх, обработай его раны и введи в курс дела. А я пока найду, во что ему переодеться.
С этими словами он удалился по коридору.
– Ну, давай посмотрим, товарищ Бобриков, что тут у тебя…
Лейтенант Лёха Миронов бесцеремонно разрезал кинжалом остатки моей формы и принялся изучать повреждения. Время от времени задавал вопросы.
Когда вернулся его старший товарищ, он успел обработать все мои раны – перебинтовать нанесённые собаками, наклеить пластырь на остальные – и сделать мне несколько уколов с помощью странных, не стеклянных, шприцев, каких я никогда в жизни не видел, хоть мама у меня врач.
– Ну что, ребята, договорились?
Майор Фролов появился из-за угла коридора, неся в руках комплект чёрной эсэсовской формы и сапоги с фуражкой.
– Раны обработал, – доложил лейтенант Лёха Миронов. – Вколол ему обезболивающее и транквилизаторы. Должен быть в форме.
– Лады! Давай-ка, Ваня, переодевайся. – Майор протянул мне форму. – Извини, что ношенная, другой не нашёл, – и, углядев отразившееся на моём лице негодование, резко добавил: – Не дури, лейтенант! Сейчас не время для брезгливости. В твоих лохмотьях мы тебя не вывезем отсюда. Кроме того, я этого… в общем, шею я ему сломал, крови на этих тряпках нет.
С этими словами он бросил мне чёрную форму.
– Значит так, лейтенант Бобриков! Слушай меня внимательно. – Майор Миронов уселся на стул, ранее занимаемый мёртвым караульным. – Мы с Мироновым выполняем задание в тылу противника. Добыли сведения особой важности. Но нас обложили. Покинуть район мы не можем – кругом патрули. От одного-двух еще уйдём, но… В общем, сведения у нас сверхважные и доставить их в штаб фронта – дело первостатейной значимости. Так вот! Тут рядышком, в пятке километров, есть немецкий аэродром. Догадываешься, для чего мы здесь?
– Н-нет! – выдавил я.
– Ну, ты же лётчик! Вот ты и поможешь нам, а мы – тебе.
– Вы хотите угнать самолёт с немецкого аэродрома? – озарило меня.
– Умница, Иван! – Майор Фролов был доволен. – Лёх! Сколько времени?
– Через пятнадцать минут препараты должны подействовать.
– Вот и хорошо. – Майор глянул на ручной хронометр. – Времени мало! Через шесть часов рассвет.
– Ну что, Ваня? – лейтенант Миронов повернул ко мне своё улыбчивое лицо. – Сможешь нас, а заодно и себя, отсюда вытащить?
– А как?
– А вот так! – Старший поднялся со стула, поправил многочисленные подсумки. – Самолёт немецкий сможешь поднять в воздух?
– Ну-у… теоретически смогу.
– Нам бы желательно практически.
– Думаю, что смогу.
Видимо, возымели действие вколотые лейтенантом препараты. Сознание прояснилось, в измученном теле появилась бодрость.
– Так, если готов, то пойдём.
Лейтенант тоже поднялся. Оба посмотрели на меня. Эдак выжидающе, со значением.
– Так точно, готов, товарищ майор! – Я отдал честь забинтованной правой рукой.
– Вот и хорошо.
Фролов кивнул младшему напарнику.
– Стрелять умеешь, Иван Бобриков? – поинтересовался Лёша.
– Из трёхлинейки в училище стрелял, из ППШ случалось… Из ТТ в полку – лучший стрелок! – не удержался я от похвальбы.
– Ну, ТТ предоставить не могу. – Миронов лучезарно улыбнулся. – Вот тебе заместо этого «Вальтер» пэ-тридцать восемь!
Он протянул мне рукояткой вперёд изящный воронёный пистолет.
– Хорошая машинка.
– А это тебе вместо ППШ, – майор протянул мне немецкий пистолет-пулемёт. – Длинными очередями не стреляй, а то сильно ствол вверх задирает.
– А-а, «шмайсер»…
– Не «шмайсер», товарищ Бобриков, а эмпэ-сорок, – строго поправил меня майор Фролов. – Сам запомни и другим передай, что Хуго Шмайссер к разработке этого оружия не имеет никакого отношения!
– Да ладно тебе, Старый! – вмешался лейтенант Миронов. – Не грузи парня. Ну, что, Ваня, ходить сможешь?
Он помог мне подняться на ноги. Я наступил на правую, и зашипел от боли.
– Что? Так плохо? – участливо поинтересовался Миронов, подхватывая меня под локоть.
– Ничего… терпимо… – Я перекинул через плечо ремень пистолета-пулемёта.
– Ну, тогда ходу, мужики! До утра уже меньше шести часов осталось, а нам ещё до аэродрома надо добраться.
И мы направились к выходу из здания. По коридору налево, вверх по лестнице. Два трупа эсэсовцев, скорчившиеся на лестничной площадке в луже крови. Ещё один пролёт, ещё один труп. На этот раз в нижнем белье, с неестественно вывернутой шеей. Ещё двое за поворотом коридора. Три двери. Совершенно одинаковые. Высокие, чёрные, массивные, покрытые замысловатой резьбой.
– Куда? – спросил майор.
– Мы пришли оттуда, – Миронов указал на левую. – Но через стену мы его не перетащим. Тебя, Ваня, откуда в подвал привели?
– Да я, думаешь, помню? Я в таком состоянии был, что и к родному дому дороги не запомнил бы!
– Понятно, – кивнул майор Фролов, подхватывая меня под локоть. – Лёха, проверь.
Миронов коротко кивнул, выхватил из ножен эсэсовский кинжал и скользнул за центральную дверь.
– Ты как? Держишься?
Я посмотрел в глаза майору. Ни капли насмешки в холодных серых глазах. Только совершенно искреннее участие.
– Спасибо, товарищ майор! Не знаю, что ваш помощник мне вколол, но – помогло! Чувствую себя вполне сносно, почти хорошо.
– Не обольщайся, лейтенант, – спустил меня с небес майор. – Этого хватит на два, от силы три часа.
– Ничего, вколем ещё! – Из-за двери появился улыбающийся лейтенант Миронов. Он вытирал кинжал чьей-то красной нарукавной повязкой. – Пойдём, дорога свободна.
Мы прошли по длинному коридору, перешагнув ещё через четыре трупа в форме. Вот и парадная дверь.
– Стойте, мужики! – я остановился в дверях. – Надо найти этого гада Рильке и убить его!
– Пойдём, у нас нет на это времени!
Майор потянул меня на улицу, но я упёрся.
– Нельзя оставлять его в живых! Он же меня пытал! Настоящий гестаповец!
– Не дури, лейтенант! Это приказ!