– Не-ет! – закричал Генрих. – Неправда! Не ездил я к Евгении! Не угощал ее вином. Ложь! Клевета! Зачем мне убивать девчонку? Хоть одну причину назовите.
– Это голос Жени, – всхлипнула Роза, – я его сразу узнала, ужас! И я еще хотела с ним работать!
– Генрих Генрихович, где вы были в день смерти Боминой? – спросил я. – У вас есть алиби?
– В магазине его точно не было, – повысил голос Анри. – Помнишь, Роза, я еще у тебя спросил: «Куда Всемогущий подевался?»
– Точняк, – кивнула Искоренева, – я не видела хозяина до двух, он после обеда приехал.
– И дома Генриха не было, – не утихал Анри, – когда я встал, он уже умелся.
Я взглянул на Генриха:
– В день кончины Боминой я заглядывал в «Страну чудес», хотел поговорить с вами, но вас не было. Это немного странно, те, кто хорошо знает вас, например Роза, говорили, что вы проводите время либо на репетиции, либо в лавке. Так куда вы подевались утром того дня, когда погибла Евгения?
– Ездил за покупками, – начал оправдываться Донелли, – хотел приобрести зимние ботинки, мои прохудились, протекать стали. Анри, я же тебе накануне днем сказал: «Опоздаю завтра, поеду в торговый центр, ноги уже пару раз промочил».
– Здорово, – протянула Роза, – дочь только что погибла, а он в магаз попер, то есть не дочь, но какая разница, не по-божески это.
– Не было такого, – отрезал Анри, – не ври! Ничего ты мне не говорил про сапоги.
– Ах ты …! – взвился Генрих и кинулся на парня. – Мерзавец …! Все …!
Варвара позвонила:
– Охрану сюда.
В кабинет вбежали парни в форме и расцепили драчунов.
– Он мне свитер разорвал, – пожаловался Анри, – новый совсем.
Варвара хмыкнула.
– У меня вопрос остался. Генрих Генрихович, вы помните акробатку Фирсову?
– Воздушную гимнастку, – поправил фокусник, – работала такая в шапито. Давным-давно, мне еще двадцати тогда не исполнилось, я с бродячей труппой кочевал. Она тут с какого боку?
– Фирсова была вашей первой женой? – уточнила Косова. – Хотя это не вопрос, а утверждение.
– У тебя была супруга? – удивилась Фиса. – Никогда о ней не упоминал.
– И ни в одной анкете про нее нет ни слова, – кивнула Варвара, – в документах указан лишь брак с Заварской. Почему?
Генрих пригладил взъерошенные в драке волосы.
– Мы прожили всего ничего. Ошибка молодости. Приняли сексуальное влечение за любовь. Угар быстро прошел, мы разбежались, такие отношения браком не считаются. Зачем это вспоминать?
– На вопрос анкеты о всех регистрациях брака надо отвечать честно, – протянула Косова, – а вы скрыли наличие первой супруги. И сейчас лукавите. Развод с Вероникой вы не оформляли. Фирсова покончила с собой во время выступления, спрыгнула с высоко висящей трапеции и разбилась. Свидетелей была тьма: артисты, зрители, билетеры. И все они слышали, как Вероника, намереваясь отправиться в последний полет, закричала, что в ее смерти виноват Генрих Донелли, который каждый день ей твердит: «Прыгни вниз, прыгни вниз».
На лице Анри появилось выражение бескрайнего изумления, а Всемогущий побагровел.
– У Фирсовой была шизофрения. Диагноз! Я о нем не знал, и мои родители тоже. Отец нас сосватал, приказал мне: «Вероника молодая, из наших, ее родители в автокатастрофе погибли, девушке жилплощадь, машина и добро всякое осталось. Хорошая будет невестка, родит много детей, женись!» Я не возражал, Фирсова хорошенькая была. Кто же знал, что она с придурью? Правда выяснилась вскоре после свадьбы, я к частному врачу ее потащил, лечил. А толку? Меня следователь сразу оправдал, когда с ее доктором покалякал. Почему я брак скрывал? В советское время жил, не хотел в анкете про супругу-самоубийцу писать. Большим минусом это считалось, а я надеялся карьеру сделать, на гастроли за границу ездить. Из труппы, в которой с Вероникой работал, я ушел, в другую оформился, про Фирсову в анкете не написал. Дурачок был, не подумал, что перед загранкой меня прошерстят до костей и за обман навсегда невыездным сделают. Но за бугор мне при Советах выехать не удалось, не приглашали на гастроли. А про Фирсову я и потом не указывал: один раз о бывшей не сообщил – значит, надо молчать о ней.
– Во блин! – радостно воскликнул Анри. – Я и не знал.
– И чему ты, гениальный наш мистер X, радуешься? – фыркнула Роза.
– Так моя правда, – заулыбался парень, – сначала он Фирсову самоубиться заставил, а потом Свету. Только раньше чипов не было, небось он ей по ночам в уши шептал.
Донелли побагровел, начал хватать ртом воздух, попытался что-то сказать, но тут Варвара зачастила:
– Генрих Генрихович Донелли, вы задерживаетесь по подозрению в убийстве Светланы Донелли, Евгении Боминой, Валентины Водогреевой, а также в похищении младенца Ирины Коровиной, мальчика Кости Водогреева и в преступном сговоре с Людмилой Михайловной Чугуевой с целью инсценировки похищения ее дочери Анастасии Маркиной.
– …? Дорогуша? – подскочила жена олигарха. – А я при чем? Сейчас дозвонюсь до мужа и сюда с десяток лучших адвокатов прикатит!
– Что-то пока у тебя не получается с супругом соединиться, – ехидно заметила Анфиса. – Не отвечает он на твои вызовы, похоже, ты ему надоела.
– Вы имеете право хранить молчание, – не обращая ни на кого внимания, талдычила Косова.
– Во блин, у нас теперь как у америкосов в сериалах, – восхитилась Искоренева, – права зачитывают.
– Все сказанное вами может быть использовано… – бубнила Варвара.
Я встал, вышел в коридор, не накинув пальто, выбрался во двор и полной грудью вдохнул холодный февральский воздух. Все тайное рано или поздно становится явным. Как ни забрасывай камнями грехи прошлых лет, они, словно ядовитые змеи, выползут из-под завалов и ужалят тебя.
На следующий день в районе полудня я стоял в зоомагазине возле штабелей мешков с кормом и пытался понять, что купить для Демьянки. Едва моя рука потянулась к одной упаковке, как зазвонил мобильный.
– Иван Павлович, – сказала Варвара, – экспертиза подтвердила подлинность записи на автоответчике Анри. Она была сделана утром в день кончины Евгении, и это голос Жени.
– Генриха Донелли осудят, – вздохнул я.
– Ну, не сразу, – сказала Косова, – еще предстоит много работы, но надеюсь, что в конце концов Всемогущий окажется за колючей проволокой и нескоро оттуда выйдет.
– Что будет с Анфисой и Людмилой? – полюбопытствовал я.
– Вылезут сухими из воды, – процедила сквозь зубы Варвара, – более двадцати пяти лет прошло с того момента, как Людмила во сне Настю задавила и все истории завертелись. Это раз. И два! Муж Чугуевой нанял лучших адвокатов своей жене и Заварской.