– Кое-какие разговоры об этом до меня дошли, – дружелюбно заметил инспектор Нил, – но я решил, что точнее вас мне не расскажет никто.
Мэри Доув уже взяла себя в руки, стала, как всегда, бесстрастной и точной.
– Я считаю, что это была глупая и злая шутка, – заговорила она. – На рабочий стол в кабинете мистера Фортескью кто-то подбросил четырех мертвых дроздов. Стояло лето, окна были открыты, и мы все решили, что это побаловался сын садовника, хотя тот наотрез отказывался. Но этих дроздов действительно подстрелил садовник, и они висели на деревьях.
– И кто-то их оттуда срезал и подкинул на стол мистеру Фортескью?
– Да.
– Что-нибудь за этим стоит? Может, дрозды что-то символизируют?
Мэри покачала головой:
– Не думаю.
– Как к этому отнесся мистер Фортескью? Он был взбешен?
– Естественно.
– Но нельзя сказать, чтобы это его сильно расстроило?
– Честно говоря, не помню.
– Понятно, – сказал инспектор Нил.
Продолжать разговор он не стал. Мэри Доув еще раз повернулась, чтобы уйти, но на сей раз как бы неохотно, будто хотела разузнать, что там у него на уме. А неблагодарный инспектор Нил в эту секунду злился на мисс Марпл. Она намекнула, что дрозды – это неспроста, и вот вам, пожалуйста! Пусть не двадцать пять, но все-таки! Символика соблюдена!
Но дело было слишком давно, летом – какая тут может быть связь? Трудно себе представить. Мистика мистикой, дрозды дроздами, но он будет продолжать логично и трезво расследовать убийство, которое совершил отнюдь не глупый убийца и отнюдь не беспричинно. И все же… придется не выпускать из виду и возможности иного свойства, имеющие мало общего со здравым смыслом.
– Извините, мисс Фортескью, что снова беспокою, но я хочу иметь полную, полнейшую ясность. Насколько мы знаем, вы были последним человеком – вернее, предпоследним, – который видел миссис Фортескью живой. Когда вы вышли из библиотеки, было примерно без двадцати шесть?
– Примерно, – согласилась Элейн. – Точнее сказать не могу. – И добавила чуть ершисто: – Я же не смотрю все время на часы.
– Нет, конечно. Когда вы остались с миссис Фортескью вдвоем, о чем вы говорили?
– Какая разница?
– Может, и никакой, – не стал возражать инспектор Нил. – Но вдруг мне станет понятно, что было у миссис Фортескью на уме.
– Вы хотите сказать… она могла сделать это сама?
Инспектор Нил заметил, что в глазах Элейн сверкнули огоньки. Для семьи Фортескью такое решение вопроса было бы весьма удобным. Инспектор Нил и на секунду не допускал мысли о самоубийстве. Адель Фортескью не из тех, кто лишает себя жизни, – в этом он был уверен.
Даже если она отравила мужа и поняла, что преступление будет раскрыто и кары не избежать, ей бы и в голову не пришло кончать жизнь самоубийством. Она жила бы с уверенностью, что даже если ее будут судить за убийство, то наверняка оправдают. Но коли эта гипотеза занимает Элейн Фортескью… что ж, пожалуйста. И он сказал, не сильно греша против истины:
– Эту возможность, мисс Фортескью, нельзя сбрасывать со счетов. Поэтому я и спрашиваю, о чем вы говорили.
– Вообще-то речь шла о моих делах, – чуть поколебавшись, призналась Элейн.
– А ваши дела – это… – Он сделал вопросительную паузу и отечески посмотрел на нее.
– Я… видите ли, в наши края недавно приехал мой друг, и я спрашивала Адель, не будет ли она возражать, если я приглашу его остановиться в доме.
– Ага. И кто же этот друг?
– Некто мистер Джералд Райт. Он школьный учитель. Сейчас живет в гостинице «Гольф».
– Это ваш близкий друг?
Инспектор Нил засиял, как добрый дядюшка, и сразу приобрел вид умудренного годами человека.
– Мы что же, скоро услышим что-то весьма интересное?
Ему на мгновение стало стыдно, ибо девушка залилась краской и неловко взмахнула рукой, словно защищаясь. Конечно же, она была влюблена в этого Джералда.
– Мы… пока не обручены, и сейчас не время объявлять о помолвке… но, я думаю, вы правы… то есть вообще-то мы собираемся пожениться.
– Поздравляю, – со всей теплотой сказал инспектор Нил. – Значит, мистер Райт остановился в гостинице «Гольф»? И давно?
– Когда умер отец, я послала ему телеграмму.
– И он сразу приехал. Понятно, – сказал инспектор Нил.
Это его любимое словечко на сей раз прозвучало дружелюбно и успокаивающе.
– И что вам ответила миссис Фортескью?
– Она сказала, разумеется, я могу принимать здесь кого угодно.
– То есть она была очень любезна?
– Ну не то что любезна. Она еще сказала…
– Так что еще она сказала?
Элейн снова вспыхнула.
– Какую-то глупость насчет того, что я могла бы найти себе партию и получше. Это на нее очень похоже.
– Ну что ж, – примирительно произнес инспектор Нил, – родственники говорят и не такое.
– Да, вы правы. Просто многие… не способны оценить Джералда по достоинству. Знаете, он очень умный, у него много нестандартных и прогрессивных мыслей, и людям это не нравится.
– Поэтому он и не нашел общего языка с вашим отцом?
Элейн просто запылала от смущения.
– Отец был заранее настроен против Джералда, несправедлив к нему. Он оскорбил Джералда. Джералд так расстроился, что уехал, и несколько месяцев от него вообще не было вестей.
Ты, бедняжка, так бы их и не дождалась, не сыграй твой папочка в ящик и не оставь тебе кучу денег, – вот что подумал инспектор Нил. А вслух сказал:
– Больше вы с миссис Фортескью ни о чем не говорили?
– Нет, нет, больше ни о чем.
– Было примерно двадцать пять шестого, а без пяти шесть миссис Фортескью нашли мертвой. За эти полчаса вы в библиотеку не возвращались?
– Нет.
– А чем вы занимались?
– Я… пошла прогуляться.
– К «Гольфу»?
– Я… да, но Джералда там не было.
Инспектор Нил снова сказал свое «понятно», на сей раз как бы намекая на то, что разговор окончен. Элейн Фортескью поднялась и спросила:
– Это все?
– Да, мисс Фортескью, спасибо.
Она пошла к выходу, но тут Нил спросил как бы между делом:
– Вам что-нибудь известно насчет дроздов?
Она уставилась на него.
– Дроздов? Которые были в пироге?