Лёвка удивленно приподнял брови и тут же их уронил обратно.
— Не обижайся, Минор, но с тебя и взять-то нечего, — сказал он. Пожевал губами. — Не торопись. Ты все поймешь, но для этого нужно спуститься в шахту.
— Я не верю в альтруизм.
— Поброди с мое по Зоне неприкаянным, нестареющим, одиноким — поверишь.
В этих словах не было патетики и пафоса. Лишь сухая констатация факта. Я на секунду представил себе жизнь этого фактически еще пацана, которому не повезло оказаться не в том месте не в то время, и понял — Лёвка не бравирует.
Передо мной стоял смертельно уставший человек. Уставший от мира и от себя самого.
— Постой-ка. — Я машинально потрогал языком давно сколотый зуб. — Ведь с этой штуковиной, которая у тебя в пузе, ты можешь покинуть Зону. Вон как твои однополчане ломанулись, как только появилась возможность. Почему ты здесь?
— Я детдомовский. Мне некуда идти. Ни родителей, ни друзей, ни девки… Да и прошло столько лет. — Он горько улыбнулся. — Клетка не заперта, Минор, просто там, снаружи, меня ждет пустота.
За окном вновь пророкотало.
— Другой бы на моем месте вспорол бы тебе сейчас брюхо, отковырял от кишок «жемчуг» и свалил бы короткими перебежками в «№92», — задумчиво проговорил я, с прищуром глядя на паренька. — Прикольный расклад, а?
— А ты? — спросил он. Серьезно, но вновь без тени страха. — Как ты поступишь?
Эх, вот вскрыть бы сейчас этого самоуверенного касатика окрест пупка и свалить с хабаром к Фоллену… А ведь год назад я бы так и сделал, причем без особых раздумий. Интересно, что изменилось? Может, взрослею? Поздновато вроде. Неужели старею? Да не, рано. Надо будет на досуге обмозговать варианты — ведь управлять собой возможно, только зная истинные мотивы и действительно важные стимулы. Поведение — штука тонкая.
— Пойдем, — коротко велел я.
Раскаты грома в третий раз пронеслись над гиблой землей, а небо озарилось ртутным свечением. И это не предвестие грозы. Кажется, собирается грянуть мощнейший выброс.
Мы вышли на лестничную клетку и спустились на первый этаж. Идти наперевес с ружьем вместо автомата было неудобно. Цевье лежало в ладони, как чужое, длинные стволы так и норовили зацепиться за каждый угол, непривычное расположение двух курков и спусковых крючков напрягало. Да уж, много я навоюю с этой корягой.
Возле выхода из подъезда внезапно подала голос птичка-интуиция — тюкнула по затылку изнутри: мол, не дремать, боец. Интересно, чего этой дурехе не понравилось? На крыльце я остановился, огляделся. Тихо. Ветерок едва-едва шатает качели, из засохшей грязи торчат велосипедные спицы без обода, вдалеке сереет блин сплющенного гаража-ракушки. Сканер и детектор молчат. И все же что-то не так.
— Здесь какая-то аномалия, — басовито шепнул Лёвка. — Совсем рядом. Я… чую.
— Тоже чую, — нахмурился я. — Но что это может быть? Электроника тупит, да и на глазок не могу определить.
— Давай попробуем народный метод.
Я кивнул. Достал из кармана несколько болтов, выкрученных про запас из сетчатой кровати, и швырнул один прямо перед собой. Железяка пролетела метра три по дуге, отскочила от бордюрного камня и шлепнулась на дорожку. Ничего. Что ж, стало быть — вперед.
Когда я уже занес ногу, чтобы двинуться дальше, Лёвка дернул меня за рукав, заставив вздрогнуть и застыть на месте. Я гневно посмотрел на него. Парень молча указал на край крыльца, рядом с которым росли одуванчики.
Опа-па! Одуванчики. Вот что показалось мне странным, когда мы еще только шли сюда. А теперь — не обратил на них внимания. Зря.
Белые пушистые шарики мирно покачивались на бледно-зеленых стебельках. Казалось бы, идиллия. Вот только пара нестыковок шибанула по мозгам почище бутылки сорокаградусной. Внутрь заползла тягучая волна страха — так бывает, когда рядом внезапно обнаруживаешь нечто чужеродное и крайне опасное. И теперь ощущение вовсе не было ложным.
Во-первых, в апреле не бывает одуванчиков с семенами. Во-вторых, цветы покачиваются асинхронно. Словно не ветерок их гоняет, а сами шевелятся.
Я вернул занесенную для шага ногу на место. Риторически проговорил:
— Но ведь сюда мы зашли?
— Наверное, повезло. Брось в них болт.
Отступив на метр, я прицелился и бросил холодную железку в белесую поросль. Пфух-х… На месте падения болта крошечные семена фонтанчиком взмыли вверх, но тут же вспыхнули серебряными искорками и осыпались, словно вмиг отяжелели. Детектор заверещал как резаный, фиксируя целый каскад аномалий по периметру дома. Я, морщась, вырубил звук.
То, что произошло с болтом, напугало. Цилиндрик остановился в ямке, и тяжелые семена облепили его от головки до самого кончика резьбы — словно стальные опилки магнит. Матово-металлический блеск моментально исчез. Раздалось потрескивание, и возникшая вокруг железяки оболочка отслоилась серыми хлопьями, подобно невесомой трухе.
От болта остался тонюсенький, проржавевший насквозь стержень.
Мы еще некоторое время стояли, ожидая продолжения, но больше ничего не происходило. Одуванчики как ни в чем не бывало покачивались в разные стороны, на экранчике детектора гасла красная нить.
— Коварная ловушка, — произнес наконец Лёвка. — И ведь не химическая.
— А какая же? — удивленно спросил я. — Металл проржавел. Ускоренная реакция окисления очень даже может вызвать подобный эффект.
— Время. Кажется, пушистые шарики искажают какие-то физические характеристики, и время начинает течь иначе.
Вдоль хребта пробежал озноб. О как. Вспомнились «бумеранги» и аномалии, возле которых они рождались. А что, может, пацан и прав — у Зоны на век вперед странностей припасено.
— Вот вляпались бы мы с тобой в эти цветочки, и проржавели б до костей, — проворчал я, злобно косясь на милые одуванчики. — Теперь понятно, почему здание необитаемо — ни один здравомыслящий мутант к нему на артиллерийский залп не подойдет.
Лёвка кивнул и натянул дыхательную маску. Черные прожилки на скулах спрятались под уплотнителями.
— Будем жребий тянуть, кто первым пойдет, — сказал я.
Парень пожал плечом. Я спрятал за спиной кулаки, в левом зажал болт, потом вытянул руки перед собой. Он, поколебавшись, ткнул в правую. Я показал ладони.
— Не угадал. Валяй окисляйся.
Лёвка повернулся к цветам и постоял так, раздумывая, как бы пройти. Обронил:
— Если с первым болтом ничего не случилось, значит, над семенами аномалия не действует. Надо — по воздуху.
— Резонно. — Я не стал глумиться: пусть спокойно сделает свое дело. — Прыгай.
Он отошел к двери, глубоко вздохнул и с разбегу сиганул над краем крыльца, поджав ноги. По одуванчикам пробежала рябь, они дружно выгнулись вслед пролетевшему телу, но семена остались на месте. ПДА, переведенный на виброрежим, дрогнул в ладони и сразу успокоился.