— Да лан те! — отмахнулся Генка и двинулся дальше, хрустя палыми сучьями. — Если он вор в законе, что ж он за мудила такой, чтоб на место ментовской засады опять вернуться?
Испитое сизое лицо Володьки потемнело от усиленной работы мозга.
— Верняк говорю — вернулся! Рожу-то его я сразу признал. Я же потом ездил в Волоколамск… Расспрашивал про стрельбу да про омоновский налет, в райотдел заходил специально. Меня там Михеич встретил, в приемную к Рукавишникову потащил показывать факс, который к ним как раз пришел из Москвы — ориентировка на находящегося в федеральном розыске гражданина Игнатова Владислава… как там его… Отчества не помню. И фотка к факсу приложена была. Хоть факс хреново прошел, текст наполовину смазан, но фотка получилась качественно. Точно те говорю, Ген, мужик, который у Миронова тогда в избушке сидел, — это и есть тот самый Игнатов! И числится он в федеральном розыске как особо опасный преступник…
Охотники продолжали брести по лесу молча. Наконец Генка, пытаясь стряхнуть с себя сивушный туман, уточнил:
— Так, это самое, Вован… Ты про него тогда что, никому не сказал?
— Не, Ген, я сам долго сомневался. Ну а потом, через день, сам помнишь, мы с тобой на дальние болота пошли, уток стреляли, а потом дармовой водочкой баловались два дня… Как-то забылось, а теперь вспомнилось.
— Так… может, капнуть по-быстрому твоему полковнику Рукавишникову? Чтоб он группу захвата поднял, да и сюда…
Может, энтот преступник еще до сих пор у Васильича. Глядишь, тебя за проявленную бдительность простят, в органах восстановят… — Тонкие обветренные Генкины губы разъехались в хитрой улыбке. — Глядишь, ты еще снова послужишь в славных рядах эм-вэ-дэ?
— Хрен-то! — зло выплюнул Володька. — В гробу я видал эти ряды… Тут, Гена, куда больше выгода высвечивается! Только надо все обкумекать спокойно. Ежели этот законник в розыске, так, может, его на баблы раскрутить? Подкатиться к нему — так, мол, и так, из райотдела внудел получен приказ тебя задержать, дорогой гражданин Игнатов, но, если желаешь, можно на эту хреновую ситуацию поглядеть не через прицел «калаша», а через… нолики на купюрах! — Володька издал короткий хриплый смешочек. — Не знаю пока, как бы поаккуратнее поступить..; — Он остановился и задумчиво потрогал приклад своего ружья. — Первым делом, думаю, надо бы за егерской сторожкой присмотреть… А может, уже он давно отчалил отседа.
— А может, лучше для начала с самим Васильичем потолковать по душам… Он не бог весть какой храбрец — если его прижать да припомнить ему, как он в прошлом году, в сентябре, кабана без лицензии завалил на Черном озере… — неуверенно забубнил Генка.
— Можно и так! — согласился Володька и, забросив ружье за спину, решительно двинулся сквозь прелый кустарник. — А можно прямо за хмыря взяться. Неужто мы с тобой, Ген, его не раскрутим вдвоем?.. И не таковских крутили!..
* * *
Володьке Антипову и Генке Парфенову подфартило. Они проследили, как егерь Миронов под вечер, прихватив своего рыжего Патрика, ушел в свое село, оставив гостя в полном одиночестве. А это обоим наблюдателям было очень даже на руку: вооружившись охотничьими ружьями, они еще затемно прокрались к егерской сторожке со стороны Черного озера и расположились в кустах, в небольшом овражке, почти вплотную подходившему к бревенчатой стене сторожки. Расстелив на сырой земле две прорезиненные плащ-палатки, они стали ждать подходящего момента, все еще не решаясь на отчаянный шаг. Всю ночь над промозглым лесом нависала угрюмая хмарь. К рассвету ночной ветер стих, и наступила тяжелая, тревожная тишина. Оба охотничка сильно продрогли, вот уже часов пять они лежали в засаде, и только принесенный Володькой «жидкий свитер» — литровая бутылка клинской водяры — помогла им не окоченеть вконец и стерпеть пронизывающий холод. В конце концов, опорожняя бутылек, оба сговорились дождаться, когда беглый уголовник соизволит выйти до ветру. Самим заходить в сторожку они посчитали делом слишком рискованным: хрен его знает, что у этого ухаря на уме и что припасено за пазухой — может, перышко, а может, и ствол целый…
— И как же ты собираешься этого московского жигана на бабки раскрутить? — в десятый раз поинтересовался Генка, с бульканьем вливая себе в глотку остатки «жидкого свитера», и его одутловатая синюшная физиономия сморщилась, как голенище солдатского сапога на марше.
— Не знаю, Геныч, пока не знаю… — хмуро отозвался Володька, так же в десятый раз отвечая на один и тот же вопрос кореша. — Будем действовать по обстановке.
— Эх, если бы знать заранее, как он среагирует… — философски поддержал разговор Генка, уткнув синюшный нос в воротник своего ватника.
— А че там знать — ружьишко ему ткнуть в харю, и скомандовать: «Руки вверх, сука! Стой, стрелять буду!» И делов-то… Пускай он хоть самый главный законный вор во всей России — тут же обоссытся. Это в Москве он фигура, а тут кусок говна! В нашем-то лесу против наших с тобой двух стволов он один что смогет сделать? Ты вокруг-то погляди: ни его головорезов сраных, ни джипарей, никого же нет, он один, как в сказке про Машеньку в гостях у трех медведей! Верно ведь говорю, Гена?!
— Ох, не зна-ю, не зна-аю… — мотнул головой и зябко поежился Гена. — Я бы еще подумал!
— Да че там думать, че там думать! Наедем на него, раком поставим и за вымя возьмем. Бля буду! Я ж говорю, против наших двух стволов он полное чмо, хер на палочке.
Володька тронул ствол ружья, погладил заскорузлой ладонью ложе и снова тихо выматерился, исподтишка наблюдая за реакцией своего другана.
— Дурак ты, Володька… Пугнуть! Такого пугнешь, как же… Костей не соберешь! — Генка хотел еще что-то сказать, но передумал и лишь махнул рукой: в их дуэте Володька всегда играл первую скрипку, а потому Генка привык уступать, хоть часто и не был согласен с приятелем.
На сей раз Володька как раз сам вовсе не собирался разводить гражданина Игнатова на бабки, потому как даже сквозь пьяный угар прекрасно понимал, что затея эта пустая, глупая и, самое главное, для здоровья крайне опасная, если в сторожке и впрямь находится такой человек, как Варяг. Дней десять назад потусовавшись в райотделе внутренних дел в Волоколамске, Володька понаслушался там от бывших сослуживцев много чего весьма интересного, о чем счел излишним рассказывать своему туповатому приятелю. С одной стороны, Владислав Игнатов был законный вор, смотрящий по России, хозяин воровского общака, то есть фигура слишком крупная и известная, чтобы случайно очутиться в савостинском лесу. Но с другой стороны, Володька даже с похмелья был уверен, что не обознался и у старика Миронова в избе и впрямь гостюет не кто иной, как сам Варяг. Из этого и следовало, что пытаться взять его на гоп-стоп и развести на бабки — это все равно что играть со смертью в прятки. Наконец, с третьей стороны, у Володьки, как у бывшего мента, засвербило в одном месте: а что, если повязать этого самого Варяга и предъявить его начальнику волоколамского РУВД полковнику Рукавишникову… Да что там Рукавишникову. Ребята в райотделе базарили, что московские милицейские начальники обоссутся кипятком, если узнают, что в Волоколамском районе какой-то Володька Антипов поймал… или ранил… или даже убил при попытке к бегству вора в законе по кличке Варяг. Вот это будет круто! Все в деревне прифигеют! Однажды по российскому каналу Володька своими глазами видел, как то ли генерал-лейтенант, то ли даже генерал-полковник показывал паспорт этого самого Игнатова… Да-а-а! Ежели Варяга задержать и предъявить московским ментам — тут может закрутиться очень даже интересное кино… Даже не верится, что во всех газетах и на телевидении будет звучать: «Уволенный из рядов МВД старший сержант Антипов обезвредил опаснейшего преступника, разыскиваемого Генеральной прокуратурой…» Бля-я… Да при таком раскладе полковник Рукавишников, эта поганка, будет перед ним, старшим сержантом Антиповым, на вытяжку стоять, на задних лапках бегать…