– Давай вот что сделаем... – начал Игнатий и внезапно замолчал, неудобно скривив тонкие бесцветные губы.
Прищурив глаза под затемненным забралом, Эдвард удивленно уставился на него.
– Жги, – наконец прошептал Игнатий не своим голосом.
– Что?
– Жги... и аптечку возьми себе, если получится...
– Я не понимаю, Игннаттий.
Ветерок снова пошевелил темные хлопья на прозрачном полу.
– Оказывается... Это очень необычно... янки... Жги меня, мать твою! Burn!!!
Сердце заколотилось быстрее. Эдвард сделал шаг назад, испуганно глядя по сторонам. И только когда раздалось страшное гортанное клокотание, лицо Игнатия исказила судорога, а волосы его удлинились дюймов на пять, Эдвард заметил, как из-за спины медика появляются два изнанника. Почему он не обнаружил их присутствие раньше?!
Возле диафрагмы что-то будто щелкнуло. Стеклянные грани мира сдвинулись с положенных трасс...
Он нажал на спусковой крючок.
Так и не понимая толком, кто так яростно кричит – он сам или вспыхнувший Игнатий, – Эдвард пошел вперед. Глаза застилали пот и слезы, скулы свело, указательный палец правой руки закостенел, нещадно расходуя горючее из резервуаров в рюкзаке. Обугленные тела изнанников он перешагнул, даже не глядя вниз...
Вы хотели зрелищ? Что ж, получайте! Давитесь гарью, и пусть теплый ветерок разносит человеческий пепел по старательно высаженной зеленой траве!
Эдварду наконец-то стало понятно, зачем он пришел в лабиринт...
Спереди возникли еще несколько изнанников. Они покачивались из стороны в сторону и настороженно поводили мордами.
– Разумны ли вы? – прошептал Эдвард по-английски, и стена огня покатилась по коридорчику.
Изнанники плюнули своей гадостью, но не достали. Она действовала, как уже выяснилось, лишь при непосредственном контакте с телом человека, а в пламени горела так же хорошо, как, предположим, горстка опилок. Уродцы заполыхали и вприпрыжку бросились прочь.
Эдвард продолжал ступать. Шаг за шагом, вперед. Царапая какой-то железной крошкой, застрявшей в протекторе ботинка, стекло пола. Шрамов не оставалось, но звук был просто невыносим – аж в корнях зубов отдавался.
Толпа снаружи ликовала.
Мысли оставили Эдварда, уступив место каким-то диким инстинктам предков.
Спустившись на пару ярусов, он обнаружил главное логово, которое вышли защищать около полудюжины необычно крупных особей.
Эдвард шел, а дрожащая и завывающая стена огня опережала его на несколько ярдов. Рюкзак стал заметно легче, пот заливал лицо и противными нитками стекал по шее и груди, ноги не чувствовали усталости, адреналин рвал аорту, в висках колотился молот, отбивающий жестокий ритм. Нужно было подстроиться под этот ускоряющийся бит...
Эдвард побежал.
Толпа снаружи взревела.
Выжигая остатки отступающих изнанников, он спустился еще на несколько ярусов и, расшвыривая сор, побежал по длинному коридору. Быстрее передвигаться, к сожалению, не получалось, потому что мышцы и так несли предельную нагрузку. А жаль! Хотя, с другой стороны, пусть поступь будет посолидней – все-таки ему уже почти четвертак...
Вскоре Эдвард достиг шлюза. Не останавливаясь, прогромыхал через переходные камеры, раздевалку, небольшой вестибюльчик, где несколько человек удивленно проводили его взглядами, и выбежал на улицу.
Солнце хлобыстнуло по шлему, отскочило бликом от чумазого забрала.
Толпа заорала так, что на некоторое время он оглох.
Но не остановился.
Несколько конторщиков переглянулись и окликнули Эдварда, но парень продолжал уходить, твердо переставляя ноги. Он уже свернул с керамзитной площадки и бежал по траве, беспощадно топча ее. Конный патруль неуверенно мотнулся в сторону – всадники дернули поводья и слегка пришпорили лошадей.
Американец остановился, тяжело дыша, развернулся и прошелся огненным веером, очертив полукруг перед собой. Трава сгорела моментально, и угольно-черный рубец с тлеющими краями остался на брюхе площади.
Толпа онемела.
Стал слышен даже стук копыт – лошади испугались вспышки и загарцевали.
«Безумец!» – заорал кто-то.
Из здания выбежали несколько человек и уверенно бросились догонять огнеметчика. Эдвард вздохнул очень глубоко, зная, что этот воздух последний. Откинул забрало, сбросил шлем. Сдернул зубами суставчатую перчатку с левой ладони и смахнул затекшими пальцами омерзительный пот со лба... Хотя давление порядочно упало, у него еще оставалось горючей смеси в баллоне на шесть-восемь залпов. Замечательно... Господи! Ведь это трагикомедия какая-то! Чем они прикрывают свою кровожадную натуру? Общим благополучием, справедливостью и счастьем, которого не хватало многим? Х-ха. Пожалуй, они даже не подозревают, что у американца могут родиться в его тупой, затюканной правами и свободами башке такие мысли! А ведь верно, черт его подери! Верно! Только и эти, и те, что живут в англоязычных городах на траве, забыли настоящую свободу. Или не успели познать ее... Все они перепутали это великое чувство с обыкновенным рабством. Они рабы. Рабы окружающих вещей, рабы придуманных снов, рабы своей душевной похоти. А эс потешается над ними, смеется, показывая то средний палец, то язык, то задницу. Только самое курьезное – впереди. Когда-нибудь он выплюнет их обратно...
– Брось керогаз, дурила! – примирительно сказал подбегающий сшиз в серой форме.
Эдвард наконец выдохнул. И крикнул что было мочи по-русски, не обращая внимания на акцент:
– Он не настоящий! Этот воздух не настоящий!
И снова взмах стволом, изрыгающим воющее пламя. Красно-желтое пламя, выжигающее траву.
– Нереальная трава, раз... э-э... поддельный люди, fictional religion, лживый сердца!
Толпа замерла.
– Знаете, что здесь настоящее?! – снова заорал Эдвард, срывая голос. – You imagine?
В это время раздалось дробное поцокивание, и на площадь въехала группа всадников во главе со Сти. Короткая прическа с практически по-мужски выбритым затылком придавала ей одновременно и властности, и шарма. Просторная атласная накидка малахитового цвета с салатовыми прожилками спадала с плеч на спину и растекалась по крупу гнедого коня, грудь прикрывала полоса темного шелка, эффектно выделяя крошечные рюмочки сосков, а на бедрах были короткие шорты, по тону гармонирующие с накидкой. В ошеломительных формах ее обнаженных ног чувствовались сила, страсть и могущество той, кому было суждено стать жрицей великой эпохи эса, допущенной к тайнам непостижимых для людей областей сна. В то же время при толике вульгарной фантазии можно было увидеть в этих ногах небывалую покорность – они были готовы обвиться вокруг и принести столько наслаждения, что не каждый вынесет. Казалось, они вместе с хозяйкой могли исполнить любую прихоть...