В руке мужичка подрагивал бурдюк с жидкостью. На ногах он держался из последних сил, ибо был мертвецки пьян.
– Ты кто? – озадаченно спросил подполковник.
– Ну и вырядились... – хмыкнул мужичок и мелко закряхтел. Не сразу стало понятно, что он смеется. – А у тебя что на макушке? Треуголка из карты метро? Ой, не могу больше...
Рысцов смущенно снял головной убор и с изумлением воззрился, как мужичок сполз по стене и затрясся от хохота. По «карману» неумолимо распространялся едкий запах алкоголя.
– Псих какой-то, – почти про себя прошептал Аракелян. – Откуда он здесь?
– Ты кто такой? – сурово повторил Павел Сергеевич, сдвинув брови.
Мужичок резко перестал кряхтеть и повернул лохматую голову:
– Вы чего сюда приперлись, туристы моржохеровы?
– Я ему сейчас больно сделаю, – вкрадчиво пообещал Андрон, напрягая шею.
– Ой-ей-ей... Испугал, большой вождь, – театрально замахал свободной рукой мужичок.
Вдруг его нетрезвый, бегающий взгляд скользнул по лицу Рысцова и, проехав по инерции еще с метр, вернулся.
– Постой-ка... – пискнул он. – Молодой человек, а я ведь тебя раньше видел...
Сам Валера узнал Всеволода уже минуту назад.
* * *
Бедного жителя изнанки мотало от стены к стене, словно матроса по палубе баркаса в девятибалльный шторм. На предложение опереться о кого-нибудь он выдал такую скверную тираду, что больше к нему с подобными советами не приставали.
Сначала Всеволод чуть было не убежал, вспомнив обстоятельства, при которых встречался с Рысцовым, но Валере без особого труда удалось убедить пьяницу, что они пришли с миром. Настроение у Всеволода тут же подскочило, и он гостеприимно протянул путникам бурдюк с пойлом. Пальцы слушались хозяина неважнецки, поэтому содержимое бурдюка оказалось на полу, что крайне раздосадовало заросшего аборигена. Правда, очень ненадолго, потому как он вспомнил, что у него в хоромах есть заначка.
И вот теперь он длинными зигзагами двигался по коридору, в котором начали попадаться боковые ответвления. Но Всеволод безошибочно выбирал нужное направление – видимо, шел на зов спирта.
– Сейчас, сейчас, – приговаривал он, вписываясь в очередной поворот с грацией кота, налакавшегося валерьянки. – Уже поч... чииваук! Ох, е-мое... Уже почти на месте...
Четверо искателей правды плелись за ним молча, насупленно глядя себе под ноги. Лишь один раз подполковник мрачно боднул широким лбом в сторону Всеволода и спросил:
– Это... создатель С-волн?
Валера только пожал плечами. Он вдруг почувствовал разочарование и опустошение. А еще – зародыш тупого равнодушия... Какой-то жалкий пшик получался из всей этой экспедиции вместо громоподобного хлопка.
Через полчаса они добрались до места обитания спившегося жителя изнанки.
В этой огромной зале, честно говоря, было чему удивиться. Хотя бы одно то, что стены обклеены листами бумаги и до самого потолка исписаны формулами, заслуживало недоуменного почесывания затылка.
В умных глазах Альберта Агабековича тотчас зажглась искорка и вселила толику уверенности в остальных.
Свет в логове Всеволода лился не только из плит, вделанных в потолок, но и из нескольких узких вертикальных стенных панелей, и был он не тускло-желтый, а довольно яркий и по цветовой температуре ближе к привычному дневному спектру.
Дальний угол помещения был заставлен стеллажами, на которых лежали книги. Обыкновенные старые книги в твердых и мягких обложках. Подойдя ближе, Рысцов обнаружил, что все они так или иначе связаны с наукой: справочники по физике, математике, узкоспециальная литература по проблемам С-психологии и физиологии сна, труды по психиатрии и нейрохирургии, огромные фолианты, посвященные гипнозу и парадоксам сознания, соседствовали с монументальными талмудами по сопромату и онейроидному программированию... И ни одного художественного произведения.
В центре жилища была настоящая свалка. Где-то в глубине угадывались очертания самопального анатомического кресла, обросшего листами железа, вырезанными явно из вагонов метро, какими-то хитросплетениями из трубок и кабелей. Сдобрена эта куча была полуметровым магнитным индуктором, соединенным с конструкцией, похожей на прозрачный саркофаг, стенки которого, правда, были выгнуты не из стекла, а из плексигласа. Венчал композицию прибор, напоминающий настольную лампу, нависшую сверху на суставчатом кронштейне, вызывающем отдаленные ассоциации с бормашиной дантиста.
На полу по всей площади залы виднелись обрывки бумаги, разносортные детали установок и агрегатов, несколько мониторов с вытекшими из рабочего объема кристаллами, рваные мембраны от динамиков, паяльники, ржавые инструменты, куски кожи или заменителя, микросхемы, какие-то скобки, коннекторы, коаксиальные и оптические кабели, мотки изоляции, радиотехнические детали, платы, испорченные сенсорные панели, старые картонные коробки и много еще всякой всячины. Попадались даже старые выцветшие фотографии... Между всеми этими барханами мусора было протоптано несколько функциональных тропинок.
И апофеозом интерьера, несомненно, был самогонный аппарат. Водруженный на постамент из сдвинутых железных ящиков, он несокрушимым колоссом возвышался над всем смертным. Над суетой. Гордо изгибалась спираль змеевика, будто капризная дама перед будоражащей горячкой ночи с брутальным мачо. А рядом с постаментом, на пластиковых полочках, рядками покоились бурдюки с готовым продуктом.
– Так, – потирая ручки, сообщил Всеволод. – Вам первачка или разбавленного?
– Нам – попить, – кашлянул Петровский.
Хозяин недоуменно поднял на него бисеринки глаз, затерянные в путах волос и бороды. Подозрительно вопросил:
– А я что предлагаю?
– Здесь есть обычная вода? Без алкоголя...
– А-а... – разочарованно протянул Всеволод. До него, кажется, начало доходить, что нажираться с ним никто не собирается. Он трагично понурил голову и заявил: – Вот такая благодарность человеку за все. Сидишь тут, сидишь, месяцами себе подобных не видишь... А потом они приходят и просят воды. – Тут он неожиданно громко икнул: – Ииваук!.. Тьфу ты! Вон в тех бурдючках, возле стены, вода ваша проклятая...
Все бросились к заветной влаге и, развязав тесемки, принялись глотать прямо из кожаных мешков.
– Может, вы и жрать хотите? – ехидно спросил Всеволод. – Давайте... жри... Ииваук!.. Ох, едрить твою... Жрите...
Рысцов не останавливался, пока не вылакал содержимое целого бурдюка. После этого он ополоснул грязное лицо и голову, не заботясь о том, что бинты на руках промокли. Плевать! Стержневой эффект достигнут: теперь ликвидировано одно из главенствовавших на протяжении последних часов неудобств – жажда. Можно попробовать адекватно оценить обстановку.
– Сколько мы уже в эсе? Часов десять? – предположил он.