Book.

И последнее: француженка не скажет вам, какая у нее зарплата или сколько ей прибавили, когда повысили в должности. Открыто говорить о деньгах для французов почти табу. В некоторых вопросах они скрытны, скупы и лицемерны. (Французов очень интересуют финансовые вопросы, просто они не обсуждают их открыто.) Делиться подробностями своих денежных дел считается не просто неприличным, но и нескромным. (Однажды, когда мы были в Штатах, нашему парижскому соседу Мишелю пришлось отсканировать налоговые декларации моего мужа и отправить их нам по е-мейлу. «Кажется, теперь мы по-настоящему сблизились», – заметил он. И действительно, так и случилось.)

«Мы делаем хорошо только то, что любим».

КОЛЕТТ

«Ты все время улыбаешься, – жаловалась моя подруга Катрин. – Ты все время говоришь о том, как отлично у тебя идут дела. Ты все время желаешь им хорошего дня. Нас, французов, не очень волнует, как пройдет твой день, вот мы и не говорим ничего». Это еще одно доказательство того, что вовсе не притворная искренность и не елейная доброжелательность смазывают шестеренки французской деловой жизни (хотя порой немного елея не помешало бы).

Рабочая этика француженки – латинская, а не протестантская, и время ее течет вдоль берегов и отмелей того, что лично она считает важным. На самом деле в ее языке едва ли присутствует такое понятие, как «тайм-менеджмент». То же можно сказать и о «многозадачности». Когда я попыталась с некоторым смущением на собственном примере объяснить, что такое многозадачность, моя французская подруга Одри издевательски усмехнулась. «Много – что? – спросила она. – Какой в этом смысл? Ради чего, скажи пожалуйста, ты хочешь всем угодить и сделать все за один присест?»

Многозадачность, или отчаянное составление списков в стремлении добиться успеха, характеризующее американскую жизнь, не вписывается во французские реалии. При виде безумной лихорадки в стремлении взобраться на следующую ступень многие французы с типичным презрительным видом пожимают плечами. Кажется, они говорят: «Жизнь чертовски коротка».

Француженки, которых мы любим

КОКО ШАНЕЛЬ

За туфли-лодочки цвета слоновой кости с черными лакированными носами. За стеганые сумочки и золотые цепочки. За водолазки. За то, что разрешила женщинам носить брюки и «деловые» костюмы – и за то, что обшила их края тесьмой, сохраняющей форму. Но больше всего мы любим Коко Шанель за «маленькое черное платье» и духи Chanel № 5, две определяющие знаковые вещи и постоянные составляющие стиля француженки. Шанель была сиротой, она выросла без средств, но доказала, что место женщины там, где она хочет быть: «Нет времени для однообразия и скуки. Есть время для работы. И есть время для любви. И они не оставляют времени для чего-то еще».

Прочтите прекрасно иллюстрированную биографию Шанель «Ее стиль и жизнь», написанную Дженет Уоллах.

Француженка ценит время. Она уделяет всему в своей жизни должное внимание – работе, семье или своим интересам. Вот почему ее рабочая и личная жизнь так хорошо сбалансированы.

Посмотрите на деловую француженку в метро, с изящным кожаным рюкзачком, в темном шерстяном жакете – она выглядит собранной и задумчивой. Спеша на деловую встречу, она быстро идет по булыжной мостовой, набросив рюкзак на плечо. Во время обеденного перерыва в кафе она погружается в чтение. Она занята, но не задергана. Кажется, ее ничто не беспокоит. Она живет полной жизнью: у нее есть работа, возможно – ребенок или двое, муж, домашние дела, но все-таки ей удается уходить с работы вовремя, останавливаться, чтобы сделать покупки в местных магазинчиках, наслаждаться бокалом вина, готовить ужин и ужинать вместе с семьей. И чудесным образом для всего этого находится время. Как ей это удается?

Сделано во Франции

Допустим, вам нужно отреставрировать фреску XVIII века, написанную в нежных приглушенных оттенках. Или построить лодку точно так же, как это делали четыре столетия назад, со всеми особенностями древних мачт. Или сделать виолончель в том же стиле барокко, в каком их изготавливали в XVII веке, – тогда вам следует ехать во Францию. Потому что именно здесь до сих пор высоко ценят ремесло.

Французский ремесленник часто использует в работе методы настолько далекие от современной механизированной культуры, что кажется почти смешным. Он работает только с натуральными материалами, используя техники, не менявшиеся на протяжении веков, – в этом главная суть его труда. Он затрачивает огромное количество времени на обработку каждой детали – ведь каждая мелочь, каждая совокупность действий, каждое движение требуют этого. Он использует почти все свои органы чувств, если не все (он принюхивается, прислушивается, прикасается, пробует на вкус), ведь в самой основе его работы лежит чувственный опыт. И он производит уникальные, высококачественные изделия, которые невозможно ни скопировать механически, ни добиться того же ощущения удовольствия от прикосновения к ним – это природа и красота вещей, сделанных руками человека.

Она не тратит время на чтение статей в женских журналах, которые могут помочь ей найти способы «успеть сделать все». Она не пытается в отчаянии выкроить хоть немного «качественного» времени для семьи. Она не восстает против отсутствия возможности для женщин занимать руководящие должности, сексуальных домогательств или дискриминации по половому признаку. Я не хочу сказать, что француженку все устраивает на ее работе – она сталкивается с определенным неравенством с мужчинами в оплате труда, обязанностях, возможности продвижения и гарантиях сохранения рабочего места, как и все мы. Но она делает свою работу и живет своей жизнью, и прилагает все усилия к тому, чтобы одно не возобладало над другим.

Также она свободна от груза всем знакомых штампов: «супермама», «мама-такси», перегруженная карьеристка, устраивающая разнос на совете директоров и втайне чувствующая вину за то, что не занимается семьей. Француженка не растет среди этих архетипов, да они и не слишком ей нравятся. Почему? Возможно, потому, что СМИ не замусоривают ее жизнь противоречивыми, вызывающими чувство вины представлениями о материнстве. Или потому, что ее культура уже давно ставит получение удовольствия от жизни выше, чем напряжение от зарабатывания на жизнь. Возможно, это давняя латинская привычка разделять (и это кажется очень здравым) собственно вас и то, чем вы зарабатываете на жизнь. Или кровь, пролитая в жестокой борьбе за права рабочих и доступные школы и детские сады. Возможно, не последнюю роль играет то, что французские мужчины делают то, от чего американские стараются уклониться, – они носят плавки и – да, меняют подгузники. Или то, что французское общество в целом имеет столько социальных льгот, что француженка ощущает такую заботу о себе, о которой американка могла бы только мечтать.