Только вот зачем?
Официальная версия: дипломатическая миссия, цель которой убедить Игреков в состоятельности и эффективности системы санкций, в успешности применения той надежной социальной модели, по которой давно живет родной мир Стаса.
Смешно.
Даже если предположить, что эта операция – нечто похожее на древние крестовые походы, когда с помощью силы иноверцам прививали удобную власти религию, все равно многое не сходится. К примеру, с какого перепугу собирать в кучу со всей периферии Солнечной всякую шелупонь, пусть даже умную? В крестовые походы ходили рыцари – обученные, благородные воины. Знать. Крестьян никто не отправлял на войну. Стало быть, и теперь, коли уж власти задумали провести широкомасштабную силовую акцию, им ничего не стоило просто мобилизовать весь личный состав СКО и нанести один или несколько умелых, точных ударов по Игрекам.
Этот рейд – не просто удар. Этот рейд – начало истребительной войны. Либо молниеносной, либо затяжной – как получится. Именно поэтому те, кто планировал операцию, собрали все силы: грубо выражаясь, всех, кто был способен держать в руках оружие и не пристрелить при этом соседа.
Нужный вдруг подумал: ведь он, как и другие пилоты, диспы, инженеры и прочие санкционеры, совершенно не знает, что в этот момент происходит на Земле. Лишь обрывки слухов, переброшенные через третьи уши от Луны к Марсу, и скудные информационные сводки русских и зарубежных СМИ, все каналы которых давно и надежно контролируются силовиками.
По большому счету, меньше чем за полгода его родная Земля превратилась в огромное авторитарное государство. Произошло то, о чем даже думать раньше не приходилось: ведь подобный расклад казался невозможным и бессмысленным.
Фактически, столкнувшись с Солнечной Y, живущей по несколько иным общественным и моральным законам, гигантская система санкций за считаные месяцы встала на грань падения в бездну анархии. Причем падения отнюдь не эволюционного, а самого что ни на есть революционного: с кровищей, народными соплями, залихватским уничтожением произведений своего и вражеского искусства и прочими сопутствующими ништяками.
Общество с каждым днем все глубже проникалось вольномыслием. А некоторые его представители даже сочувствием к Игрекам – и пропаганда СМИ, которые, в лучшем случае, выставляли тех первобытными варварами, не помогала. Люди оправились от первого шока знакомства с соседями– близнецами и стали постепенно задумываться над самым простым вопросом, известным еще с пещерных времен: а кто, блин, круче живет? Большая политика и высокопарные лозунги им были до фонаря. Ведь люди по нутру – существа примитивные и закону вселенской энтропии подвержены с кучей поправок на происхождение вида; они, в конечном итоге, оперируют наипростейшими категориями.
Целостность системы санкций оказалась под серьезной угрозой идеологического краха.
Махина, бесперебойно работавшая на протяжении многих десятков лет, налетела на другую махину, шестеренки у которой вертелись в противоположном направлении. И – бабах-ебымс! А при таких чудовищных столкновениях, как правило, уцелеть может только одна махина. Или же вообще – всё вдребезги…
Стас замер в пилотском кресле от нахлынувших мыслей. Он внезапно посмотрел на происходящее со стороны и содрогнулся от увиденной внутренним взором картины.
Жуткой и бессмысленной.
Его мир балансировал на грани катастрофы, перед которой ядерная зима или пандемия смертельной болезни – детские забавы. И бояться стоило уже сейчас, а не через десяток лет, когда Солнечные, если верить чудаковатому ботану Уинделу, столкнутся физически.
Его мир… Забавное словосочетание…
Только вот где он – этот пресловутый его мир?
Тот, который остался за плечами? В котором – детство и молодость, проведенные на светлых, чистых, правильных московских улицах?
А может – тот неухоженный свинарник, где все делается «от балды» и никто слыхом не слыхивал о каких-то там санкциях?
Может, тот мир, в котором он на короткий миг познал… любовь? Иначе зачем он туда возвращается? Возвращается с той самой минуты, как расстался с Верой. Рвется назад всем сердцем, мерно пульсирующий ком которого вдруг врезался в острое стекло и рассекся на лоскуты… Как мало, оказывается, было нужно, чтобы стереть из памяти и условных рефлексов тщательно прививаемое чувство непостоянности отношений. Насаждаемые в течение многих поколений правила очередных и внеочередных супружеств обрушились, стоило лишь единственный разочек вписаться сердцем в разбитое стекло.
О как. Все элементарно.
В мире санкций, где Нужный родился и вырос, очень не хватало разбитых вдрызг стекол…
«Стас, расчетное время входа в Точку минута, – проговорил где-то далеко-далеко Илья. – Что-то ты разнервничался. Успокойся, у тебя сердце сейчас из скафандра выскочит. После перехода я какое-то время не смогу тебя вести. „Данихнов“ появится в системе Игреков только через час… Ты уж будь там аккуратен».
– Ша-шкх… кгхм-хм… – Нужный прокашлялся. В горле пересохло. – Шато, ты чего меня лечишь, будто я первый день в космосе? Умерь отцовский пыл.
«Расчетное время входа – полминуты. Инерционный полет в пределах допустимого коридора. Все бортовые системы работают в норме», – сухо проговорил Илья после недолгой паузы.
Видимо, Стасу все же удалось окончательно его обидеть. Что ж – тем лучше: не будет рассчитывать на дружбу по возвращении. Наверное, это жестоко, но Нужный просто не мог дать Шато ни понимания, ни сочувствия – он давно перерос рубежи всех допусков взаимного соответствия.
Он выпал из системы.
Как разогнутая скрепка, которая больше не в силах была удерживать целый мир, готовый к переменам. Ведь на самом деле где-то глубоко внутри мир этот уже давным-давно стал иным…
На увеличенном оптикой изображении было видно, как корпус Militeuro-4 покрылся мельчайшей рябью и стал полупрозрачным. Ближайшее пространство во время прохода корабля сквозь Точку со стороны выглядело пугающе: искаженная метрика выгибала черты корпуса, превращая громаду фрегата в жалкий комочек пластика и стали, сминая его неведомой силой и бросая в другой уголок галактики.
«Фрегат прошел. Остаточное излучение в норме».
Нить, связавшая две Солнечных системы, натянулась на неуловимый миг, пропустив очередную порцию материи, и вновь ослабла.
«Теперь – яхта».
Еще одно короткое натяжение.
«Арьергард – через пятнадцать секунд, – пробормотал в эфир невидимый дисп. Шато больше не встревал, и Стасу от этого было немного легче, ведь он вовсе не имел к Илье личной неприязни. – Пилотам „Янусов“ – приготовиться. Борт JU-22-4, у вас недопустимые биометрические показания. Слышите меня, пилот? Говорит дежурный диспетчер российской боевой станции „Эфа“, пилот борта…»
В бедро кольнуло жало инъектора: видимо, медицинская система корабля все-таки решила вколоть порцию стабилизатора…