— Я полагаю, вы получили письмо из офиса Донована с трагическим известием. Супруги грустно закивали. Бадди пробормотал:
— Такой хороший был человек. Мэйвис спросила:
— И что это означает? Для нас и для судебного дела?
— Поэтому я и приехала. Чтобы все объяснить, ответить на ваши вопросы. Никто не собирается отказываться от иска по случаям заболевания пневмокониозом. Он был подан в прошлом месяце, и, как вам известно, мы ждем результатов медицинского обследования. Но боюсь, что теперь крупный иск по этому делу не пройдет. Когда Донован готовил дело в Лексингтоне, он действовал в одиночку. Обычно такие крупные дела тянутся годами и сжирают уйму денег. И вот Донован решил создать команду с участием нескольких других юристов и фирм. Они договорились, как-то поделили между собой обязанности и расходы. В вашем случае он пытался убедить присоединиться кого-то из друзей-адвокатов. А они, если честно, не слишком стремились. Воевать с такой компанией, как «Лоунрок коул», да еще с их юридической фирмой, пытаться выявить и доказать криминал в их действиях — это огромная работа.
— Вы объясняли нам все это и прежде, — резко заметил Бадди.
— Донован объяснял. Я тоже там была, но, как не раз говорила, не могу выступать адвокатом в столь крупном деле.
— Так получается, у нас нет адвоката? — спросила Мэйвис.
— Да, верно. На данный момент у нас нет человека, способного и готового взяться за это дело, так что рассмотрение придется отложить. Мне очень жаль. Бадди дышал с трудом даже в спокойном состоянии, но при малейшем стрессе или волнении начинал задыхаться.
— Но это несправедливо, — выдавил он, широко раскрыв рот и жадно втягивая воздух. Мэйвис продолжала смотреть на нее изумленно, потом смахнула ползущую по щеке слезу.
— Да, несправедливо, — сказала Саманта. — Но и то, что случилось с Донованом, тоже неправильно и несправедливо. Ему было всего тридцать девять, он стал лучшим в своем деле. Его смерть — это трагедия не только для близких, но и для клиентов, которые остались без его защиты. Вы не единственные, кто пострадал.
— Думаете, его убили? — спросил Бадди.
— Катастрофа еще расследуется, но пока никаких свидетельств покушения на его жизнь не нашли. Много вопросов, которые остаются без ответов, но никаких веских доказательств.
— Уж больно дурно все это пахнет, — пробормотал Бадди. — Этих сукиных детей ловят с поличным на том, что они прячут документы и обманывают людей, потом Донован подает иск на миллиард долларов, и сразу же после этого его чертов самолет разбивается при загадочных обстоятельствах.
— Следи за языком, Бадди, — упрекнула его Мейвис. — Ты как-никак в церкви.
— Я в зале для встреч. А церковь — вон там.
— И все равно, это церковь. Так что давай без ругани. Пристыженный Бадди пожал плечами и заметил:
— Готов поспорить, что-нибудь они там найдут.
— Его стали доставать на работе, — сказала Мейвис. — И началось все это сразу после того, как мы подали этот иск в Лексингтоне. Расскажи ей об этом, Бад ли. Ведь это важно, правда, Саманта? Разве вам не хочется знать?
— Ну, нет ничего такого, с чем бы я не справился, — сказал Бадди. — Так, мелкие придирки. Меня вернули на прежнюю работу, посадили за руль самосвала. А управлять им потруднее, чем простым грузовиком, но, в общем-то, ничего страшного. Ну и еще заставили работать в ночную, три смены на прошлой неделе. А ведь расписание для меня было составлено на несколько месяцев вперед, и никаких ночных смен там не значилось. А вот теперь стали дергать. То и дело посылают работать в разные смены. Ничего, я выдерживаю. Работа, слава богу, есть, зарплата хорошая. Да притом, что никакой защиты от профсоюзов теперь не дождешься, могут прямо завтра уволить к чертовой матери. И я ничего не смогу поделать. Наш профсоюз разогнали двадцать лет назад, вот и крутись теперь как хочешь, сам по себе. Еще повезло, что вообще работа есть.
— Да, — заметила Мейвис, — но на этой работе тебе долго не продержаться. Он должен подниматься по ступенькам, чтобы влезть в этот самосвал, и ему это трудно, — пояснила она Саманте. — А они прямо глаз с него не сводят, только и ждут, чтоб он сорвался или еще что случилось. А потом скажут, что он не может как следует выполнять свои обязанности и потому опасен для окружающих, ну и после этого запросто могут уволить.
— Меня в любом случае могут уволить. Сама знаешь. Мэйвис прикусила язык, Бадди шумно втянул ртом воздух. Саманта достала из портфеля бумаги, разложила их на столе. И сказала:
— Это заявление о прекращении, вы должны подписать.
— О прекращении чего? — спросил Бадди, хотя уже знал ответ. Он даже не хотел смотреть на эти бумаги.
— О прекращении дела. О прекращении рассмотрения иска против «Лоунрок коул» и «Каспер, Слейт» в федеральном суде.
— И кто его туда отправит?
— Вы видели в центре Мэтти? Она мой босс. Она же родная тетя Донована и является его правопреемником и доверенным лицом. И суд даст ей право закрыть дело.
— А что, если я не подпишу? Саманта этого никак не ожидала и, не слишком хорошо разбираясь в федеральных судебных процедурах, не знала, что и сказать. Однако она понимала, что с ответом медлить нельзя.
— Если иск подан не вами лично, то есть не истцом, тогда суд все равно рано или поздно его отменит.
— Получается, как ни крути, суда не будет? — спросил Бадди. — Да.
— Ладно. Но я не сдамся. Не буду подписывать.
— А почему бы вам не взяться за это дело? — пробормотала Мэйвис. — Вы же адвокат. Райзеры не сводили с нее глаз; стало очевидно, что они обсуждали этот вопрос и раньше. Такую ситуацию Саманта предвидела и потому быстро нашлась с ответом:
— Да, адвокат, но у меня нет опыта ведения тяжб в федеральном суде. И к тому же нет лицензии на это в штате Кентукки. Они выслушали все это молча, и, похоже, она их не убедила. Ведь адвокат, он и есть адвокат, разве не так? И тут Мейвис предприняла новую попытку:
— Но когда шла речь об иске по черным легким, вы сами обещали, что подсчитаете все наши убытки, то, что нам должны были выплатить по закону как пострадавшим. И еще сказали, если мы выиграем дело, то вернемся к тому дню, когда в первый раз подали иск, то есть на девять лет назад. Так или нет?
— Да, верно, — сказала Саманта, шелестя бумагами. — Все подсчитано, получается, вам должны около восьмидесяти пяти тысяч долларов.
— Не так уж и много, — мрачно произнес Бадци, словно в незначительности суммы была виновата Саманта. Потом втянул ртом воздух и продолжил: — Они должны заплатить больше, черт, куда как больше, после того что натворили. Мне следовало бросить работу в шахтах еще десять лет назад, как только заболел, и бросил бы, если бы получил пособие. Но нет, черт побери, я продолжал работать, продолжал вдыхать эту пыль!
— И тебе становилось все хуже и хуже, — мрачно добавила Мейвис.