— Акулов, ты в своём уме? Почему я обо всём узнаю последней?
— Извини, но я был очень занят.
— По-твоему, Вика для меня — никто? Да как ты мог!..
— А что изменилось бы, позвони я часом раньше?
— Как — что?
— Маша, постарайся хоть немного успокоиться и начать рассуждать здраво.
— Акулов, я вылетаю к тебе ближайшим же рейсом.
— Твой клиент не будет возражать?
— Плевать я хотела на его возражения!
— Машенька, ты мне здесь ничем не поможешь. Ну посуди ты сама: я же буду сутками пропадать на работе. Нам даже некогда с тобой будет встречаться! И я пока что не представляю, сколько времени это может продлиться. Не мне тебе объяснять, ты же знаешь нашу работу…
— Этой универсальной формулой ты оправдываешь всё что угодно!
Набравшись терпения, Андрей продолжил разговор. Он действительно не хотел, чтобы в ближайшие дни Маша была рядом с ним. В одиночку действовать проще. Ситуация, ставшая кинематографическим штампом, не так уж редко повторяется в жизни: герой и его подруга спасаются от преследователей, либо же догоняют кого-то, и в самый сложный момент она закатывает истерику, чтобы выяснить, любит ли он её, а если любит, то почему так невнимателен, и вместо того, чтобы прыгать на подножку уходящего поезда или заряжать опустошённое оружие, герою приходится целоваться, давать клятвы и объяснения. В кино после этого ещё можно спастись, перо сценариста придержит злодеев на безопасной дистанции, вынудит их заблудиться, подраться между собой или впасть в явный маразм на время, необходимое положительным персонажам для того, чтобы пообниматься, промокнуть сопли и отыскать выход из западни. В жизни такие злодеи встречаются редко, и если начало ситуации может быть сходно с киношным, то её окончание, если герои вместо того, чтобы заняться делом, станут выяснять отношения, обойдётся им дорого. Боксёр выходит на ринг один, без родственников и невесты. Как бы протекал поединок, если бы после каждого пропущенного удара девушка кидалась ему на шею, плакала и умоляла все бросить, а мама охала и падала в обморок? Акулов был готов допустить, что в нём говорит мужской шовинизм, наличием которого так часто попрекает Мария, но менять решение не собирался. Отыскать убийцу представлялось ему важнейшей, первостепенной задачей, и до тех пор, пока дело не прояснится, он бы хотел не отвлекаться на Машу. При всём её понимании оперативной работы она в первую очередь — женщина, и было бы глупо, несправедливо требовать от неё одобрения многих вещей, которые Андрею, возможно, придётся делать, чтобы результативно провести розыск преступника. Обоснованием позиции Андрея служил целый ряд обстоятельств, из которого он мог озвучить лишь три, чтобы не ранить самолюбие Маши. В течение ближайших дней он надеялся определиться по узловым моментам расследования. Именно эти дни Маша, согласно договору с клиентом, должна была провести в Москве. Покинув столицу, она портила свою репутацию, нарушала контракт и провоцировала возникновение других непредсказуемых и наверняка отрицательных последствий, однако не могла при этом ни помочь раненой Вике, ни способствовать изобличению преступника. Её порыв бросить все и приехать был продиктован не логикой, а эмоциями.
На объяснения ушло почти двадцать минут. Тщательно подбирая слова, Акулов снова и снова раскладывал свои аргументы по полочкам, отметал контрдоводы, гасил амбиции и скрыто льстил. В конце концов, Маша сдалась и обещала не торопиться и задержаться в Москве, но при условии, что Андрей будет звонить трижды в день, чтобы отчитаться о здоровье сестры и ходе работы.
— Ты представляешь, как мне будет неудобно перед Ириной Константиновной за то, что я не приехала?
— Маме я все объясню.
Несмотря на то, что все точки были расставлены и соглашение принято, казалось, Маша жалела, что позволила себя уговорить. Достаточно малой искры, чтобы конфликт вспыхнул заново, и она, нарушив данное обещание, приехала в город.
Положив трубку, Акулов вздохнул. Диалог оставил тяжёлый осадок, но он, отмахнувшись, решил: «Позже можно будет объясниться». Сейчас главное — дело. Если он напортачит, отвлекшись от работы на личную жизнь, оператор не выключит камеру, а режиссёр не даст передышки, чтобы Андрей освежил в памяти сценарий и сосредоточился перед вторым дублем. Черновиков нет, все играется набело.
Пока он разговаривал с Машей, в отделение приехала Тростинкина.
Борисов сидел в кабинете и присматривал за Михаилом, а Рита и Волгин курили в коридоре. Когда Акулов приблизился, девушка оборвала себя на полуслове, улыбнулась и помахала перед мужчинами дымящейся сигаретой:
— С понедельника бросаю курить.
— С завтрашнего?
— Ага. Начинаю новую жизнь.
Андрей подумал, что до него они говорили о личном. Судя по виду Тростинкиной, она выражала неудовольствие какими-то поступками Волгина, и Акулов мысленно возмутился: «Да кто она такая, чтоб на него наезжать?» Возмутился и тут же вспомнил, что забыл передать Сергею её просьбу перезвонить. Может, причина разлада именно в этом? Он хотел признать свою ошибку и принести извинения, но сделать этого не успел.
Высокий черноволосый мужчина в кожаном пальто и роскошной меховой шапке «удача грабителя», при «дипломате», поднялся по лестнице и уверенно направился к ним.
— Адвокат Мамаев, — представился он.
— Следователь районной прокуратуры Тростинкина. Это я вам звонила.
— Очень приятно. — Мамаев предъявил документы: удостоверение и ордер на защиту Михаила.
Движения адвоката были нарочито неторопливы, каждый жест выверен. Казалось, что Мамаев одновременно любуется собой со стороны, наслаждается своей значимостью и благополучием. Одна заколка для его галстука стоила больше, чем зарплаты Акулова, Волгина и Маргариты, взятые вместе, а стоимость флакончика туалетной воды, которой он обрызгался перед выездом, была сопоставима с квартальной сметой денежных средств, выделяемых Северному ОУР на оперрасходы.
— Я бы хотел поговорить с Михаилом наедине, — Адвокат убрал свои документы.
— Да, конечно. Сейчас мы вам найдём какое-нибудь помещение. Вы так быстро приехали…
— Я не привык медлить, когда интересы клиента требуют решительных действий. Итак, где мы сможем уединиться?
Андрею хотелось ответить: «На кладбище». Посмотрев на Сергея, он прочитал в его глазах те же мысли. Самоуверенный лощёный адвокат им одинаково не понравился. Вдобавок Акулов кое-что слышал о нём во время нахождения под стражей. В переводе с тюремного на литературный язык Мамаев характеризовался сидельцами как человек беспринципный, жадный и ловкий. Услуги его стоили дорого, но и результата он, как правило, добивался. В случаях, когда клиент оказывался недоволен, от наката его оберегали мощные связи среди братков. Некогда Мамаев служил в милиции, но давно снял погоны и тот период жизни вспоминал неохотно.
Мысли Андрея и Сергея совпали, но оба, естественно, промолчали. Тростинкина, стоявшая лицом к адвокату, обернулась и посмотрела на них, взглядом давая понять: «Не я же буду искать кабинет!»