Цилиндры и поршни, открывавшие замок орудия, подающие туда сперва сам снаряд, а потом особый картуз с порохом, являли собой настоящий лабиринт, возведённый вокруг пушки словно для того, чтобы никто из непосвящённых к ней не пробрался. Опять пригодилась Моллина способность пролезать в самые укромные уголки, потому что строителей «Геркулеса», похоже, ничуть не волновало, как артиллеристы смогут дотянуться до узлов, упрятанных глубоко под мешаниной труб, патрубков, тяг и штоков.
Там их и застала боевая тревога.
— Обратно! В каюту! — приказала госпожа старший боцман, подпуская в голос металла.
— Мэм, есть, мэм! — Однако Молли, спустившись в чрево гаубичного броневагона, если и отправилась к пеналу, где теперь обитала, то крайне медленно, нога за ногу.
Бронепоезд почти прижался к замершему путеукладчику, за ночь ушедшему далеко от передовой базы егерей и горнострелков. Впереди пыхтели, натужно ворочая полными земли ковшами, сразу четыре паровых экскаватора.
Ба–бах–х-х!
Грянул первый выстрел. «Геркулес» сразу начал с главного калибра. Молли, забыв обо всём, прижалась к открытой смотровой заслонке.
Далеко впереди, в сером небе, виднелись очертания аэростата–корректировщика.
Разрыв — над лесом встал чёрный столб дыма. Ещё один. И ещё.
Казалось, всё будет так же, как вчера. «Геркулес» посылал снаряд за снарядом куда–то в дальние дали, над бело–серо–чёрным покровом бескрайней лесной чащи вздымались разрывы — и больше ничего.
— Седая! Вон, за деревьями! — вдруг раздался крик. Молли сильно толкнули в бок — какой–то артиллерист бросился к митральезе, тотчас же гавкнули где–то наверху обе трёхдюймовки броневагона.
По самому краю леса мчалась, ловко петляя между деревьями, огромная седая медведица. Следом за ней — медведь поменьше и, наконец, белый волк.
Следом за ними оцепеневшая Молли увидела цепочку человеческих фигур в бесформенных белых балахонах. Их было трудно заметить на снегу, они продвигались короткими перебежками, бестрепетно падая прямо в глубокий снег и замирая там.
Молли аж передёрнуло: на такое до невозможности холодно было даже просто смотреть.
В руках они держали что–то вроде длинных ружей, тоже обмотанных чем–то белым, так что заметить приближающихся Rooskies было очень непросто.
Рядом в спонсоне затряслась и загрохотала частыми винтовочными выстрелами митральеза. Кто–то рычал, кто- то вопил, сверху тяжко грохала гаубица. По опушке леса, словно в самом первом сне–видении Молли, беглым огнём била скорострельная артиллерия «Геркулеса», снаряды и осколки секли деревья, жирный чёрный дым висел сгущающейся пеленой.
Егеря стреляли и из окопов с траншеями, Молли видела, как орудийные расчёты, зарядив пушку, отбегают, нагибаясь и зажимая уши, как дергают за спусковой шнур.
Rooskies не двинулись дальше края леса. Залегли, исчезли в снегу, среди ползущих завес чёрного дыма. Молли даже дышать забывала, не в силах оторваться от смотровой щели.
Звяк, звяк, звяк. Короткий ревун.
— Задробить стрельбу! — крикнул кто–то из офицеров. — Монс! Тебе говорю! Прекратить огонь! Всё, хватит! Иначе они не приблизятся!
«Не приблизятся? — не поняла Молли. — Так ведь и надо, чтобы никто не приблизился!»
В наступившей тишине что–то хлопнуло на краю леса, взвился белый дымок, и тотчас же по броне «Геркулеса» что–то звонко стегнуло.
Стрелявший из митральезы солдат по фамилии Монс зло ощерился.
— Не пробьют, дураки, только себя зря подставят!
И точно — белое облачко ещё висело, а в то место на краю леса уже ударило подряд два трёхдюймовых снаряда.
Монс захохотал, дёргано, истерически.
— Получили? Получили?!
Молли съёжилась, сжалась в совсем уже крохотный клубок, точно кошка Ди.
«Геркулес» замолчал. Не стреляли и солдаты в окопах.
Молли, дрожа, прилипла к смотровой щели.
Ветер медленно сносил дым, обнажая иссечённые стволы сосен.
Кто–то в броневагоне крикнул, вновь коротко взвыл ревун — справа, ближе к хвосту «Геркулеса», снег вдруг взвихрился, взметнулся, и одетые в белое фигуры вдруг оказались прямо у рядов колючей проволоки. Открыть стрельбу егеря почему–то не успели, поверх кольев словно само собой размоталось широкое белое полотнище, и несколько десятков Rooskies кинулись по нему прямо в траншеи.
Справа и слева захлопали винтовочные выстрелы, несколько фигур в белом сбило с наброшенного покрывала. Но куда больше успели перебежать и ворваться в окопы.
Даже отсюда Молли слышала дикие, истошные вопли. От них действительно леденела кровь. С людьми, что так кричали, должно было… твориться нечто поистине ужасное, неописуемое.
Очень хотелось сжаться совсем, упасть на пол, зажать уши, закрыть глаза, а ещё лучше — залезть под одеяло на своей полке и чтобы рядом мурлыкала б Диана. И чтобы всё это стало бы сном, страшным сном.
«Геркулес» вновь изрыгнул снаряды, они ложились меж краем леса и той траншеей, куда ворвалась кучка Rooskies.
По траншеям уже бежали вереницы егерей, блистали на неярком зимнем солнце поднятые штыки, а там, в окопах, куда ворвался враг, всё уже стихло.
Стихло, ни звука, ни шевеления.
И вдруг прямо туда полетели снаряды с бронепоезда. Его скорострельные пушки били почти в упор, над траншеей, окопами, ходами сообщения поднялся дым, а цепочки солдат, словно муравьи на тропе, ждали, пригнувшись, прижавшись ко дну длинных извилистых рвов.
Разрыв. Разрыв. Разрыв–разрыв–разрыв–разрыв…
— Слева! — кажется, это закричал всё тот же Монс.
Такая же кучка белых призраков. Воспользовавшись тем, что всё внимание солдат и артиллеристов «Геркулеса» было приковано к правому флангу, ещё один отряд Rooskies каким–то образом незаметно подобрался прямо к проволоке и, накинув и тут на неё само собой раскатившееся полотно, ринулся прямо на вскинутые винтовки и штыки егерей.
— Огонь!
Молли расширенными от ужаса глазами увидела, как залп смёл с полотна сразу полдюжины Rooskies, как на белых балахонах вспыхивали, точно огни, алые пятна крови.
Но, словно из–под земли, возле егерских окопов возникла вторая группа Rooskies, они бросились следом за своими, прыгая прямо на головы и плечи пытавшихся отбиваться солдат Королевства.
Молли увидела, как фигуру в белом балахоне пропороло сразу два штыка и как двое егерей, чьи ружья застряли в теле, сами упали, пробитые один длинным багинетом, а другой — выстрелом в упор.
— Огонь! — надсаживался кто–то. Пушки «Геркулеса» ударили снова, поражая и чужих, и своих.
Молли казалось, мир под ней разваливается.
Снаряды перемешивали снег, землю и кровь.