Все студенты весело обсуждали эту тему, один Эскин угрюмо молчал.
Он думал о том, что добиться жизни с Соней вдвоем, можно только физически избавившись от Глеба.
Однако, и убивать Глеба из-за Сони Эскин не мог.
Было в Глебе что-то жалкое и тщедушно-покорное как в собаке. «У него и фамилия Собакин, – с удивлением подумал Эскин, – надо же, как иногда фамилии соответствуют человеческому облику».
Вот и профессор Кашкин, ведущий их семинар.
Достаточно минуты две послушать, чтобы понять какая у него каша в голове. Впрочем, Эскин утрировал, он и сам это прекрасно осознавал. Именно так он расправлялся с самой мыслью об убийстве Глеба. Глеб не заслуживал смерти, и это было очевидно.
Также очевидно было и то, что смерть Глеба нисколько бы не изменила саму Соню, и что вместо Глеба она бы нашла кого-то еще. Было в ней что-то магическое-необъяснимое, что притягивало к ней мужчин.
Иногда от одного прикосновения ее нежных губ, от самого простого невинного поцелуя, у Эскина случалась поллюция, а ведь Эскин никогда не был таким чувственным и темпераментным мужчиной.
Впрочем, до встречи с Соней Эскин вообще не чувствовал себя мужчиной. Это ей он обязан своим таинственным проникновением в мир секса, в глубь живой желанной плоти. И все же Эскин никак не мог понять, как он дал Соне уговорить себя вернуться к этому идиотскому матриархату, и как он вообще мог жить втроем и делить свою любимую Соню с таким идиотом, как Глеб.
Он вспомнил, как Глеб в ярости рубил его мебель топором, а потом со смехом убегал из квартиры, как он устраивал пьяные дебоши и разрисовывал стены и потолки обнаженной Соней, в том числе и Соней сидящей у него, у Эскина на голове, а самого Эскина изобразил с раскрытым ртом, куда залетает муха. И разве это не насмешка над Эскиным?!
А эти беспокойные поросячьи повизгивания за стенкой, когда он трахал Соню, а бедный Эскин мучился, не спал, зарывшись головой в подушку?!
О, как же в эти минуты он ненавидел Глеба, и как желал его смерти?!
И с каким содроганием после дотрагивался он до Сони, болезненно соображая, что внутри нее все еще продолжает оставаться семя Глеба, и пусть оно уже неживое, но на нем стоит печать его жизни, его ощущений!
А тут еще оказывается, что она беременна, да к тому же и сама не знает от кого?! И хочет, во что бы то ни стало, продолжить опять этот кошмар.
Углубленный самоанализ призывал Эскина кому-нибудь высказаться, именно по этой причине он попросил Ивана Ивановича Секина после занятий уделить ему несколько минут. Секин охотно согласился и предложил Эскину зайти в пивбар.
В пивбаре было полно народу и все были такие пьяные и так громко говорили, что Эскину даже расхотелось открываться Ивану Секину, но после двух кружек пива с четвертинкой водки он осмелел и рассказал Секину о своих проблемах.
– Ну, ты, парень и влип, – присвистнул от удивления Секин.
– Ничего, я не влип, – обиделся Эскин, – и вообще я могу их в любой момент выгнать из своей квартиры!
– Но ты же не выгоняешь, – возразил ему Секин, закуривая.
– Черт его знает! – вздохнул Эскин. – Есть в ней что-то такое необъяснимо-мистическое, что притягивает как магнит! Сколько уж раз говорил себе, – все завтра я с ней расстанусь навсегда, но как вечером попью с ней чаю с тортом, как только прикоснусь к ее телу, тут же про все позабываю!
– А может она тебе что-нибудь подмешивает в чай, – предположил Секин.
– Ага, значит, ты думаешь, что она колдунья, – усмехнулся Эскин.
– Да, причем здесь колдунья-то, – вспыхнул Секин, – просто кидает тебе в чай какое-то возбудительное средство.
– Да причем здесь какое-то средство, если я ее люблю, – рассердился Эскин.
– Ну и люби на здоровье, а я-то здесь причем?! – пожал плечами Секин.
– Ты ни причем, – вздохнул Эскин, – просто ума не приложу, как избавиться от ее мужа?!
– Ну, если она хочет иметь двух мужей сразу, то тут ничего уже не попишешь, – с сочувствием взглянул на Эскина Секин, – наверное, очень темпераментная тебе женщина попалась!
– Наверное, – с отчаянием прошептал Эскин и снова заказал пива себе и Секину.
Он уже сожалел о том, что обо всем рассказал Секину. Зная характер Ивана Ивановича Секина, можно было предположить, что скоро об этом будет знать весь факультет.
– А ты никому об этом не расскажешь? – спросил Эскин Секина.
– Да, ну, что ты?! – Секин даже изобразил на своем лице обиду.
– Все же она – женщина с большим характером, она – смелая, благородная и неравнодушная к тому, что происходит вокруг, – задумался Эскин, – просто она жалеет Глеба и не знает, от кого будет ребенок!
– А я тебе все-таки посоветовал бы с ней расстаться, когда она родит ребенка и приведет его тебе домой, ты уже не сможешь ее выгнать!
– Не знаю, не знаю, – опять вздохнул Эскин, и с нескрываемой завистью поглядел на Ивана Ивановича Секина как на беззаботного гуляку.
– А я недавно к себе на квартиру одно юное создание привел, – похвастался Секин, – такая красивая девочка, волосики золотистые, глаза голубые, и знаешь, так страшно робела передо мной и смущалась, особенно, когда я помогал ей снять платье. Зато в постели с ней я вел себя как настоящий джентльмен, опекал, заботился, прочитал ей целую лекцию о противозачаточных средствах!
– И ты в нее влюбился? – спросил Эскин.
– О Боже, нет! – вздохнул Секин. – Ни один страстный поцелуй, ни одна постельная баталия не сводит меня с ума, отчего моя голова остается абсолютно трезвой!
– Наверное, ты несчастный человек, – улыбнулся с жалостью Эскин.
– Наоборот! Счастливый! – усмехнулся в ответ Секин.
Неожиданно Эскин расплакался.
– Ты чего?! – удивился Секин.
– Девчонку ту жалко, – признался Эскин.
– Ты лучше себя пожалей! – презрительно улыбнулся Секин.
Эскин напряженно молчал и с тихой ненавистью вглядывался в зрачки Ивана Ивановича Секина.
– Ты хочешь сказать, что твоя Соня, живущая с тобой и с Глебом лучше меня?! – с жадным любопытством поглядел Секин на Эскина.
– Лучше! – вздохнул Эскин и выплеснул остатки пива из кружки в лицо изумленного Секина.
– Ну и дурак, же ты, – Секин поморщился, и быстро встав из-за стола, покинул пивбар.
«И за что я его так? – подумал Эскин. – Ну, встретился он с кем-то, трахнул какую-то девственницу, а мне-то что?! Ведь он даже и не сказал мне, что она девственница и никак не обозначил ее возраст, а мне все равно противно! И почему?! Неужели только потому, что я чувствую себя женатым человеком?!»
Уставший и захмелевший как от пива с водкой, так и от собственных мыслей, Эскин вышел из пивбара.