– Алло, Зэбка, это опять я! Я готов предоставить тебе приличную сумму денег за их освобождение! – голос у него дрожал, как у человека, пойманного на месте собственного преступления.
– Нелегко жить с дураками. Иногда надо от них избавляться, – засмеялся Зэбка.
– Это угроза?! – крикнул в трубку Эскин.
– Нет, это просто констатация факта, – ответил Зэбка и отключился.
– Что он сказал? – спросила перепуганная Соня.
– Черт, черт! – Эскин с размаху разбил свой телефон об стену. – Он хочет нас с тобой тоже отправить туда же!
– Так бежим! – вскочила со стула Соня и побежала одеваться. Эскин смотрел на осколки своего телефона и плакал. Еще никогда ему не было так стыдно и так страшно.
– Что такое хаос? – спросил он сам себя. – Наверное, это мир при начале своего сотворения!
– Эскин, блин, ты что, ох*ел?! – Соня впервые при нем сказала нецензурное слово и он покраснел, будто это слово он только что произнес сам.
– Зачем ты материшься?! – обиделся Эскин.
– Сейчас не время обижаться, быстрей одевайся и бежим! – дернула она его за руку.
– И куда?! – вяло спросил он.
– Не все ли равно! – с досадой выкрикнула Соня.
– Вот так люди и сходят с ума, – вздохнул Эскин и стал торопливо одеваться.
Вообще, как он успел уже заметить, было в этой спешке что-то позорное и унизительное.
Позорно было бояться Зэбки, и унизительно было скрываться от него, как впрочем и покидать свою квартиру. Эскин с какой-то сардонической улыбкой поглядел на потолок в кухне, где Соня сидела на его голове, а в его раскрытый рот влетала большая черная муха.
Было странное ощущение, что Глеб уже знал их судьбу и обозначал ее своей символической картиной. Когда Эскин рассказал про свою мысль Соне, она засмеялась.
Она давно привыкла, что все мужчины, избранные ею, приносят ей в жертву свою собственную жизнь, и ничего удивительного она в этом не находила.
«О, Боги! Какая порочная женщина мне досталась. Ради нее сходят с ума, из-за нее попадают в психушку, а ей все нипочем», – сокрушался в душе Эскин, когда садился с Соней в такси.
Они успели очень вовремя. Как только их такси стало отъезжать, к их дому подъехала спецмашина Зэбки. Эскин увидел через зеркало заднего вида Зэбку и двух санитаров, стремительно забегающих в подъезд их дома, и усмехнулся.
«Перспектива – замечательная штука, она позволяет увидеть врагов совсем крохотными».
Соня тоже усмехнулась, поглядев на него
.«Все же смысл построения этого мира заключен в хаосе, – задумался Эскин, – хотя и случайность, происходящая неоднократно, уже не случайность, а необходимость.»
Соня держала его руку в своей очень крепко, как будто боялась потерять. В его глазах она тоже уменьшилась.
Любовь, которая до этого так яростно ослепляла его разум, чуть-чуть померкла и дала ему хорошо разглядеть все ее изъяны.
Порочность и беременность, одновременно сходящиеся в Соне, являли картину беспощадного стыда, стыда, который показывал ему ее распущенность в самом гнусном виде. И все же любовь опять возвращалась в его сердце и требовала прощения Сони, и он ее тут же прощал, та же самая похоть – порочность, в которой он обвинял ее, пробуждалась и в нем, а когда он ее желал, она становилась самым прекрасным на свете существом.
– И куда мы все-таки едем? – нарушил их молчание водитель.
Они уже въехали на Садовое кольцо и были в самой гуще машин. Некоторое время они молчали. Водитель, заметив их замешательство, улыбнулся.
– Вообще-то я могу возить вас сколько угодно, лишь бы мне платили!
– А давай, действительно, прокатимся по Москве, – предложила Соня, – может эта прогулка нас освежит?!
– Может быть, – вздохнул Эскин.
И почему он с ней соглашается?! И всегда позволяет ей управлять собой?!
И тут Эскин пришел к совсем неожиданному выводу, что ему нравится, что Соня им управляет, то есть ему нравится подчиняться Соне, потому что он сам не привык или не научился управлять собой!
Но тут его мысли прервал водитель.
– А вы верите в бессмертие? – спросил он.
– Ну, вообще-то верю, – отозвался без всякой охоты Эскин.
Соня просто улыбнулась и промолчала.
– И что же вы верите, что какой-нибудь негодяй или подлец тоже будет бессмертен?! – усмехнулся водитель.
– Природа нас сделала равными по рождению и по смерти, а значит, и по бессмертию, – сказал Эскин.
– Ну, во-первых, не природа, а Бог, – сердито заметил водитель, – а во-вторых, мы здесь все временно, потому что именно здесь на земле он всех нас испытывает, а тот, кто показал себя с самой лучшей стороны, является избранным, то есть становится бессмертным!
– Честно говоря, я в первый раз сталкиваюсь с такой мыслью, – с удивлением признался Эскин, – это вы сами придумали?!
– Я не придумал, а догадался, – обиделся водитель.
– Извините, я не хотел вас обидеть, – заверил его Эскин.
– А вы что молчите?! – спросил Соню водитель.
– А я ни во что не верю, ни в Бога, ни в черта, – зевнула Соня.
– И даже в бессмертие?!
– И в него тоже! А потом, что вы к нам пристали?! Везете нас и везите спокойно, мы же к вам в душу не лезем, – недовольно поглядела на него Соня и снова замолчала.
– А вообще-то у вас очень интересная теория, – с уважением сказал Эскин.
– Она не моя, – вздохнул с тоской водитель, по его лицу уже было видно, что он пожалел, что заговорил с ними о своем взгляде на бессмертие.
– Знаете в чем, я не согласен с вами, – задумался Эскин, – в том, что зло противодействует добру, а, следовательно, оно необходимо, а поэтому, даже если мы бессмертны, мы все равно будем нуждаться в каком-то противодействии.
На противодействии построена вся Вселенная, любые, даже нечеловеческие стихии из Космоса несут на себе знак вечного противодействия. А поэтому ваша теория избранного бессмертия всего лишь теория!
– Да не моя она! – закричал водитель, едва не въехав в зад грузовику.
– Стойте! – скомандовала Соня. – Мы сейчас выйдем у этой гостинницы.
– А может, еще покатаетесь?! – жалко улыбнулся водитель, уже останавливаясь возле гостиничной автостоянки.
– Спасибо! Мы вас очень внимательно послушали и очень многое поняли, – злорадно улыбнулась Соня.
– Спасибо за содержательную беседу, – пожал ему руку Эскин и хотел уже выйти за Соней.
– А деньги?! – схватил его за рукав водитель, причем так резко, что оторвал ему весь рукав куртки. – Извините, – уже в замешательстве прошептал он, – вообще-то мне теперь от вас ничего не надо!