– Ой, простите, я все выполнил, – пришел в себя Амулетов, – я наконец-таки знаю, кто именно прячет вашего отца.
– И кто же?! – беспокойно вздохнул Эскин.
– Альфред Тарговиц, бывший продюсер со Второго телеканала!
– И вы знаете, где он прячет отца?! – спросил, судорожно глотая воздух, Эскин.
– Пока еще нет, но думаю, что очень скоро узнаю!
– Может вам нужна доплата за работу?!
– Да, ну, что вы?! – замахал руками довольный всем Амулетов. – Я наоборот, я хотел вам сказать спасибо за Соню, ведь если бы вы ее не выгнали, то вряд ли бы она ко мне пришла!
– А вы знаете, что она ждет ребенка?! – спросила Алла.
– Я тоже ждать ребенка! – вмешалась Лулу.
– Тебя не спрашивают! Помолчи! – попросила ее Алла.
– Да, я знаю, что у нее будет от Эскина ребенок, – радостно засмеялся Амулетов, – но я готов его освободить от отцовских обязанностей!
– Ну, допустим, что этот ребенок не от Эскина, – нахмурилась Алла, – поскольку с ней в то время жил еще Глеб Собакин!
– А мне все равно, от кого этот ребенок, – улыбнулся взволнованный Амулетов. – я только прошу вас не вмешиваться в мою личную жизнь!
– А я и не вмешиваюсь, – закричала Алла, – я только хотела вас предупредить, что она очень опасная женщина.
– Ну, зачем же так, Алла, – обиженно вздохнул Эскин, а вслед за ним Амулетов.
– Да, что, я не вижу, что вы оба от нее с ума посходили?! – с ядовитой усмешкой поглядела на них Алла.
– Я просто не знаю, от кого этот ребенок, – попытался оправдаться перед ней Эскин.
– Да, хоть от самого черта! – съязвила Алла.
– Так у вас чего, все еще ничего не окончено?! – испуганно спросил Эскин Амулетова.
– Да, закончено все, давным-давно, просто это она что-то все мутит! – пожаловался на Аллу Эскин. – Видно, ревнует до сих пор!
– Да уж, к такой женщине можно ревновать! – посочувствовал Алле Амулетов.
– К какой такой женщине?! – спросила она, желая как-нибудь поиздеваться над Амулетовым.
– К необыкновенной женщине, – вздохнул Амулетов, с радостью вспоминая Соню.
– В постели она, конечно, хороша! – подумав, вспомнил Эскин. Он еще что-то хотел сказать о Соне, но в это время Алла с грохотом ударила его противнем по голове и у него из глаз сразу посыпались искры.
– Ты что, ж*па?! – стала заступаться за Эскина Лулу, хватая Аллу за горло.
Эскин лежал в это время на полу, и с тихой завистью наблюдал как худосочный Амулетов разнимает его обезумевших женщин.
– Все-таки с женщинами лучше не шутить, – говорил через полчаса сидящий на кухне Амулетов.
– Совершенно верно, – шепнул в ответ Эскин, осторожно забинтовывая пробитую голову Амулетова.
– Ты уж на них особенно не серчай, – попросил Эскин, – видишь, как им стало стыдно, даже из дома ушли.
– А мне показалось, что они просто испугались, что я вызову полицию, – вздохнул Амулетов.
– Ты, пожалуйста, не крутись, а то бинт плохо заматывается!
– Скажи мне все же, Эскин, почему все женщины сходят от тебя с ума? Чем ты их так привлекаешь?!
Эскину показалось, что Амулетов просто шутит, задавая этот вопрос, но, взглянув в его грустные глаза, он засмеялся, и с улыбкой в душе, сказал: «В некоторых источниках вдохновения можно мыть ноги!»
– Ты это о чем?! – не понял Амулетов.
– Да все о том же, о своем. Человек не становится глубже, даже если лежит на поверхности не одной, а нескольких женщин!
– Ну, допустим, что не становится, – согласился с ним Амулетов, – но почему тогда ты-то лежишь сразу на нескольких женщинах?!
– Соня просилась стать моей третьей женой, но я ей отказал! – вздохнул глубоко Эскин. Разговор с Амулетовым стал уже ему действовать на нервы.
– А вот это ты зря, – прошептал с обидой Амулетов.
– Да ты сам ко мне пристал, почему да почему! – возмутился Эскин. – Да еще про Соню начал всякие интимные подробности рассказывать!
– Но я же не виноват, что она меня на самом деле излечила от импотенции, – тихо засмеялся Амулетов.
– Вся сложность для меня в том, что ты слишком простой! – пожаловался Эскин. – А у таких простых людей как ты, я всегда иду на поводу!
– А потом, пользуясь их простотой, сдаешь их в психушку! – съязвил Амулетов.
– За это я уже извинялся! Мне стыдно!
– Ну, ладно, я тебя простил, – Амулетов встал, пожал Эскину руку, и, пообещав разыскать его отца, торопливо вышел из его квартиры.
«Иногда жизнь кажется безвыходной ситуацией, мы любим и готовы любить всех, но жизнь не позволяет нам любить всех, мы не можем переступить ту грань, за которой от нас ничего не останется. И вообще, любовь – это болезнь, которая не поддается никакому лечению», – грустно вздохнул Эскин.
Он не хотел обижать Амулетова, тем более, что от него зависел результат поисков его отца, но он все равно его обидел, обидевшись за Соню, которую он сам же изгнал из своего сердца.
– Да уж, поистине, в некоторых источниках вдохновения можно мыть ноги! – Эскин взглянул в окно и увидел, как его жены извиняются перед Амулетовым, и как он, Амулетов, машинально улыбается им, даже кланяется своей забинтованной головой как китайский болванчик.
Эскин засмеялся, но ему было совсем не хорошо, оттого что Амулетову плохо, просто он не знал, как иначе поступить с этой жизнью, если она так безжалостно расправляется с его чувствами.
– Тело осталось, а душа?! – спросила Рита.
– А душа улетела в заоблачную высь, – вздохнул дядя Абрам.
– Слушай, ты так часто вздыхаешь, как будто ты очень болен или тебе тяжело жить, – усмехнулась Рита.
– Нет, это у меня по природе, – снова вздохнул дядя Абрам, – у меня в роду привычка такая, часто вздыхать, но только это не от болезни и не от того, что мне тяжело, просто я думаю, что вздох это осмысление жизни! Я вздыхаю, потому что постоянно осмысливаю ее! У меня даже у сына такая же привычка – часто вздыхать.
– Значит ты из рода вздыхальщиков, – засмеялась она.
– Что-то вроде того, – кивнул головой дядя Абрам.
«Надо же какой у нас странный разговор», – подумал дядя Абрам, подтирая бумагой задницу.
Разговор у них действительно происходил в очень странной обстановке, они сидели на унитазах, друг напротив друга, в туалетной комнате, выложенной зеленой мраморной плиткой, куда попали по подсказке продюсера, который в последнее время стал к ним на удивление добр.
Однако самая большая странность всего происходящего заключалась в том, что продюсер распознал их привычку быть вместе, а вместе с тем и страх потерять друг друга, отчего они с большим удовольствием и безо всякого стеснения опорожняли свой кишечник одновременно, ведя философскую беседу на тему Смерти, под мелодию частых вздохов дяди Абрама.