Конечно, она была очень довольна его громкими и раскатистыми криками, но она также хорошо понимала, что дядя Абрам бессилен, но вот продюсер с его жалкими причитаниями и поминанием Божьего имени вполне мог проявить к ней истинную жалость и сочувствие, хотя прошла какая-то минута, и продюсер неожиданно успокоился.
– Это не моя вина, что вы так сильно друг друга возбуждаете! Могли бы проявить и некоторую разумность!
– Сука! – сплюнул дядя Абрам. – Какая ты все-таки сука!
– Сука женского рода, а я мужского! – по-идиотски хохотнул продюсер. Он уже пришел в себя и даже спокойно мог встретить смерть Риты или ее недоношенного ребенка.
Рита не выдержала этого раздражающего хохота и, встав с дивана, обняла немного ошеломленного дядю Абрама.
– Ха-ха-ха! – громко захохотал продюсер. – Надо же какая притворщица!
– Я не притворщица, ублюдок! – крикнула она и тут же шепнула дяде Абраму: Мне на самом деле было больно, но это уже прошло, и тебе больше не надо сосать мою грудь! Когда ты ее сосешь, то вызываешь сокращение моей матки.
– Милая, как я тебя люблю, – прошептал, целуя ее, дядя Абрам. Из глаз у них обоих лились слезы, а яркие огни в их глазах разливались всеми цветами радуги.
– Ну, признавайся, Маргарита Ивановна, что ты просто пошутила! – не отставал от них продюсер.
– Что ему сказать?! – шепнула Рита.
– Скажи, что думаешь, – ответил шепотом дядя Абрам.
– Ваша мечта получить от меня похвалу как от вашей жертвы, ибо вы – мой палач, – заговорила Рита, – но мне все по х*ю, а вас жаль, хотя бы потому, что вы не видите звезд, и не мечтаете ни о какой красоте! Наверное, вы самый жалкий и никому не нужный человечек на земле!
– Ну, Маргарита, ну, молодец! – издал свой протяжный голос продюсер. – Можно сказать, впервые услышал от тебя умную речь, почти лишенную мата!
– Заткнись, падла! – звонко крикнула Рита.
– А грудь у тебя прелестная! А эти три тройки совсем меня сводят с ума! – хихикнул продюсер. – Интересно, что они означают?
– Не скажу! – Рита уткнулась в плечо молчащему дяде Абраму.
– Молчи и ничего не говори, – шепнул он.
– А если я отключу свет, если ты мне не скажешь, что тогда?! – злорадно усмехнулся продюсер. – Даю на размышление минуту!
– Что делать?! – прошептала Рита.
– Соври что-нибудь, – вздохнул дядя Абрам.
– Ну, так, что, Маргарита, твоя минута истекла!
– Это мой символ, – быстро заговорила Рита, – первая тройка означает: Рождение, Жизнь и Смерть! Вторая тройка: Веру, Надежду и Любовь! Третья тройка: я, мой возлюбленный и мой ребенок!
– Да, ты я погляжу, стала здесь философкой! – продюсер чем-то защелкал в микрофон, возможно, своими толстыми пальцами. – Ну, что же этот день почти прошел, у вас в запасе еще два дня! Все зависит только от меня!
Пойдете в клеточку или на тот свет! Да, да, не удивляйтесь, я уже играю по-крупному, и ничего от вас скрывать не собираюсь. Вы мои пленники, а может рабы, ну, в общем, подневольные артисты! Так что жизнь у вас будет длинная только в том случае, если вы будете играть под мою дудочку!
– А как же ребенок?! – заплакала Рита.
– Ну, родишь в моих апартаментах, и ничего с тобою не случится! Ведь рожают же звери в клетках, а почему вдруг человеку нельзя? Ведь он такой же зверь, только немного самодовольный и влюбленный в себя!
Продюсер еще что-то долго говорил им, но они его уже не слушали, они обнимали друг друга как в последний раз – ожидание Смерти только увеличило силу их необыкновенных чувств…
Разговор с Иваном Ивановичем – отцом Аллы, произвел на Эскина громадное впечатление.
Этот человек, достигший самой вершины своей политической карьеры, успешно пользовался всего одним аргументом: «Справедливость всегда на стороне сильных, а сильные те, кто пользуется слабостью других!»
И все же его нельзя было назвать человеком алчным или карьеристом, скорее всего это был очень деловой и в то же время любвеобильный человек.
У него уже был седьмой по счету брак, причем от каждого брака было по двое, по трое детей, что все-таки не мешало ему любить всех своих детей и заботиться о них.
Алла, рожденная от первого его брака, была самой любимой дочерью.
Во всяком случае, так показалось Эскину. Они сидели вместе с Аллой и Иваном Ивановичем в беседке, увитой вьющейся по ней актинидией, за загородным домом.
Молодая, года на два моложе Аллы, можно сказать, последняя жена Ивана Ивановича – Дарья, в это время катала по гравийным дорожкам коляску с двумя годовалыми близнецами, его самыми младшими дочками – Ксюшей и Варей.
– Бог не дал мне сыновей, – пожаловался Эскину Иван Иваныч, – зато у меня очень красивые дочери! Взять хотя бы Аллу.
– Ну, папа, ладно тебе, – покраснела Алла. Они уже все решили за одну минуту, как только Алла рассказала отцу об их общей проблеме с Эскиным, как Иван Иванович тут же куда-то позвонил, и дело было сделано.
Чтобы не расстраивать своего будущего тестя, так быстро освободившего его от служения своей Родине, Эскин решил ничего ему не рассказывать о Лулу, и тем более о своем отце. К тому же Амулетов обещал в течение трех дней найти вертолет. Чувствуя благодарность, а вместе с тем и родственность уже наметившуюся в их отношениях, Эскин решил все же подольше с ним пообщаться. Иван Иванович чем-то напоминал Эскину Леонида Марковича, такая же деловитая бесцеремонность в разговоре, такая поспешность в жестах и в словах, и удивительное пристрастие к древнегреческой мифологии.
– Вы слышали миф о Тантале? – спросил Иван Иванович у Эскина, разливая по бокалам свое любимое саке – японское сливовое вино.
– Вообще-то я помню, что он за что-то там мучился, – смутился, покраснев, Эскин, как будто Иван Иванович у него принимал экзамен.
– Хорошо, я вам расскажу, кстати, очень поучительная история для всяких нечистых на руку людей и карьеристов.
Тантал был царем и пользовался одинаковой любовью как простых смертных, так и богов.
По одной из версий, дошедших до нашего времени, он был сыном Зевса, родившимся от одной из его многочисленных любовниц! – при этих словах Иван Иванович очень хитро улыбнулся. – Боги позволяли Танталу пировать с ними за одним столом во дворце на Олимпе, а также питаться амброзией и нектаром, то есть пищей богов.
Со временем от этого царь Тантал возгордился.
Он думал, что раз он сидит, ест и пьет с богами за одним столом, то он им равный. Из-за этого он также решил поразить своих соседей, а для этого пригласил всех богов к себе на пир во дворец в Коринфе. Но, когда он осмотрел все свои хранилища, он понял, что он просчитался и на всех гостей пищи не хватит. Однако боги уже были приглашены, а перенести праздник было невозможно, и тогда Тантал убил собственного сына и приготовил из него кушанье.