Люция ненавидела его за недавнюю пощечину, которую нанес он ей совсем ни за что, а просто так, чтоб показать, что он самый сильный, богатый и главный в их семье, но Люции было глубоко наплевать на его тщеславную выходку, мало того, она возненавидела его и выбрала меня как орудие мести…
Вот так я оказался между мужем и женой в одном номере отеля, где остановился сам, двумя днями позже чем они, приехав из Москвы…
Люция была русская итальянка, то есть итальянка с русскими корнями и поэтому хорошо знала русский язык, что также помогло нам быстро сблизиться…
Первое причастие мы совершили с ней в море меж двух скал, в гроте, где нас никто не видел…
Ее лоно как дикий моллюск жгло все мое естество и проникало в глубь существа до самого сердца…
А потом я поил водой ее мужа, плакал и гладил его по голове как ребенка…
И он тоже плакал, жалея себя…
Кажется, ему было обидно, что его поит любовник его жены…
А потом он стоял перед Люцией на коленях и просил у нее прощения, но Люция не простила его и страстно прямо у него на глазах впускала меня в свое ненасытное лоно…
У него округлились глаза, он то ревел, то мычал, как ничего не понимающий бык, но Люция была невозмутима или даже слепа от счастья обладания мной и моим горячим телом…
Он пытался убить меня ножом, но нож сломался о мое ребро, а потом я его долго бил ладонью наотмашь и приговаривал: Не будь злыдней! Сам попользовался, дай попользоваться и другим!
И зачем я произносил такие ужасные слова?! Наверное, потому, что так хотела Люция… Она сама недавно стояла передо мной на коленях и умоляла меня поиздеваться над ним…
А потом они оба стояли передо мной на коленях и плакали и молили меня уже Бог знает о чем…
Я их хлестал одновременно по щекам и приговаривал: Будьте людьми!
Учитесь прощать друг друга! Мы все здесь грешники и никто из нас не прав!
А они ревели, мычали, визжали, и в перерывах истошно колошматили друг друга, по-видимому осознав, что я намного сильней их и по духу и неукротимости своего могучего желания…
Я обладал Люцией при нем еще множество раз, и всякий раз он бил меня новым ножом, который также ломался о мое новое бедро…
Я был немного изрезан и кровь хлестала из меня, как из барана…
Но я почему-то не обращал на это внимания…
Кажется, я научился медитировать и управлять волей этих двух несчастных супругов… Еще я исполнял желание Люции отомстить своему жалкому мужу…
Он действительно был жалок, весь в солнечных ожогах, трясучий как побитая собака и весь испачканный в моей крови, он тио проклинал меня, то просил у меня прощения, и я всякий раз прощал его, поил водой и гладил его по голове… я просто медитировал с двумя несчастными супругами, и мне все больше нравилось это дело…
Потом, когда я потерял много крови и меня отвезли в реанимацию, они вместе вдвоем приходили ко мне в больницу и просили у меня прощения…
Они плакали, а их целовал обоих и гладил по голове, я опять медитировал с двумя несчастными супругами и мне все больше нравилось это дело…
Я их прощал и мне было удивительно хорошо именно оттого, что я их прощал, ведь они были одинаково виноваты передо мной, Люция за то, что совратила меня и превратила в орудие мести, он за то, что много раз резал меня, но я все равно никому не сказал, что он резал меня, иначе его бы посадили, а мне его было жалко, наверное, потому что я сам издевался над ним, подстрекаемый коварной Люцией, а еще потому что я медитировал и мне нравилось медитировать с этими двумя несчастными супругами…
Когда в палату зашел врач, я обладал Люцией, а он стоял перед нами на коленях и плакал и просил у нас прощения…
Врач не понял нашей медитации и позвонил Богу…
Бог нас очень долго допрашивал, мучал, а потом все равно отпустил…
С тех пор я медитирую только сам с собой, гляжу на себя в зеркало и улыбаюсь, а еще я прошу у всех прощения и плачу, и глажу сам себя по голове, а когда в палату заглядывает врач, я делаю вид, что молюсь Ему за грехи, которые я здесь никогда не совершал… Аминь!
Кажется, у меня возникли большие проблемы на сексуальной почве с реальностью… Я попробую подробно описать все свои ощущения, чтобы вы поняли, в чем дело…
Я уже не раз и не два пытался вспомнить что-то важное для себя…
Так я шел по ночной улице почему-то незнакомого мне города, а потом зашел в какой-то дом, поднялся вверх по лестнице и постучался совершенно в случайную дверь, при этом я все делал как-то бессмысленно и машинально, словно режиссер, который пытается раскрутить какой-то таинственный сюжет… Вот, откуда растут ноги у нашего трасцендетного начала…
Если вы спросите меня, почему я это сделал, я вам никогда не отвечу, но по секрету скажу, что этот метод воздействия на реальность я называю не иначе, как трансценденция сексуального исчезновения…
Правда, при этом, я еще добавлю, что и сам дом, и подъезд с исписанными стенами, как и черная дверь показались мне страшно знакомыми…
Через минуту мне открыла дверь голая женщина очень интеллигентного вида с дымящейся сигаретой в мундштуке в зубах и кивком головы пригласила меня внутрь квартиры, что я и сделал, прошептав про себя молитву «Символ Веры»…
Зачем я это сделал, я тоже не знаю, но все, что имеет отношение к этому методу, – я упрямо записываю сначала на память, а потом на все остальные цифровые носители, чтобы легче анализировать положение постоянно изменяющихся вещей, но главное, меня волновали изменения, которые происходили во мне…
Женщина очень весело и как-то хищно коварно улыбнулась мне, и почему-то сразу показалась мне очень давней знакомой, хотя я ее точно не знал…
И вообще я еле передвигался и все видел как во сне или в каком-то тумане…
Потом я зашел за женщиной в комнату и увидел, что все стены комнаты увешаны моими черно-белыми фотографиями, на которых я был абсолютно гол, и крайне застенчиво и робко улыбался в объектив фотоаппарата…
Посреди комнаты стоял большой черный кожаный, уже разложенный диван… Женщина легла на диван и раздвинула ноги…
Тогда прошептав молитву «Отче Наш» я склонился над женщиной и стал весьма неравнодушно изучать ее обнаженное тело…
Кажется, это длилось целых два часа…
Так или иначе, но я даже взмок от усердного изучения ее тела…
Тело было белого и даже слегка розовато-желтого цвета, а на правой части живота чернела родинка величиной с горошину…
От слишком пристального взгляда на черную заросль между ее ног, я совершенно неожиданно для себя закричал, а дальше я уже ничего не помню…
Правда, когда я очнулся, женщина уже восседала на мне верхом и в правой руке у нее был здоровенный черный кожаный кнут, которым она хлестала меня то по ногам, то по груди…