Между тем, глядя на девушку как на сказочное фантастическое существо в ночном мраке, в основном видя только ее очертания, а не лицо, я почему-то представил себе, что это моя Мнемозина… Тьма скрывала собой все, и стыд, и всякое ненужное упоминание о смысле бытия…
В кустах ракитника, куда мы зашли, девушка, съежившись, встала передо мной и застыла как статуя…
В лунном серебре она действительно была красива как античная статуя… Я молча стянул с нее юбку…
Она стояла передо мной, покорно опустив свою коротко остриженную головку, отчего казалась совсем еще ребенком…
Ее хрупкое телосложение, узкие бедра словно подчеркивали ее неразвившееся до конца совершенство…
Потом я легко, словно сдувая с нее пушинку, снял необычайно тонкие трусики, украшенные сзади на поясе какими-то невидимыми камушками с мелкой цепочкой…
Я дотронулся до курчавого лобка, ощущая проникающим в нее пальцем нежную и теплую влагу… Влагу ожидания меня…
– Ни-ни, ни-ни, – зашептала испуганно она.
– Но-но, но-но, – страстно зашептал я, и, обняв ее, с удивительной легкостью лег вместе с ней во влажную траву… Влажность внутри нее и влажность снаружи…
– На-на, на-на, – уже вся, обмякнув, прошептала она, когда я коснулся губами ее шеи, после чего ее ноги сладостно раскинулись, как крылья у птицы перед полетом…
– Ну-ну, ну-ну же, – страстно прошептала она, когда я замешкался, стаскивая с себя брюки с трусами, и в ее решительном голосе было столько зовущего нетерпения, и столько возбужденного ожидания, что я даже лежа на ней, очень быстро стащил с себя все и сразу, и стал проникать в нее, направив свое древо в ее русло, русло нежной и страстной реки, но сразу же натолкнулся на какое-то странное препятствие, будто передо мной возникла какая-то невидимая стена, об которую бился мой отвердевший фаллос, словно разум о смятенную душу, потом она вскрикнула… И все…
Вместе с ручьями крови, омывавшими вход в ее лоно, я почувствовал, что секунду назад лишил ее девственности…
– Какая же ты прекрасная, – прошептал я, целуя ее влажные от слез щеки.
– Только не в меня, – шепнула девушка сквозь слезы, но я продолжал свою волшебную игру, я входил и выходил из нее тысячи раз, пока не излил в нее все свое семя…
Желание обессмертить себя, да еще с помощью такого прекрасного создания, как эта девушка, было выше любой существующей морали, выражаясь иначе, мораль в нашем соитии вообще отсутствовала, ибо наше соитие было столь метафизично и столь необъяснимо, что всякое определение его не могло выразить ничего кроме самой нашей телесной и духовной связи…
От отчаяния она укусила меня за плечо, но я почти не почувствовал укуса… Через час мы лежали с ней как два трупа, два числа незнакомой неожиданной Любви…
И только одно быстрое жадное дыхание выдавало в нас истомленную желанием жизнь, жизнь, уже набравшуюся земного опыта и готовую переступить последнюю роковую черту…
– Зачем ты это сделал?! Зачем?! – всхлипнула она.
– А зачем ты?! – спросил в ответ я, хотя все мое лицо горело от стыда…
Мое замешательство слишком явно обозначило мой грех… Связанные этим грехом мы с ней стали неожиданно близки, как два зверя на одной поляне, мы любовались собственным грехом, и ему же ужасались…
– У меня же завтра свадьба, а я своему жениху соврала, что я уже не девушка, – грустно вздыхая и, всхлипывая, прошептала она.
– А я излил в тебя семя, потому что не смог выйти из тебя в такую волшебную минуту, и еще, потому что неосознанно хочу обрести свою жизнь во всем, и больше всего в тебе.
Понимаешь, я не мог поступить иначе, я был весь во власти тебя, это ты породила желанье, за мгновение сделав безумным!
Она чуть-чуть пошевелилась подо мной, и я опять с мучительным стоном вошел в нее…
Она попыталась воспротивиться этому, но было уже поздно, я снова жадно проник в нее, целуя ее в губы… На этот раз поток моего семени был похож на бурный кипящий восторг горной реки, реки разбивающей камни и входящей в лоно земли…
Она уже не плакала, а вздыхала, с тайным страхом прислушиваясь и к себе, и к невидимому полету моего семени, входящего в ее яйцеклетку…
Это было так очевидно, что вскоре она разревелась: Я думала, что вы старый, опытный, и вовремя остановитесь! А вы…, – она даже не могла договорить свою мысль, ее мысль обрывалась как время, в котором мы еще существовали, и вроде нас в нем уже не было, как и звезд над нашими головами, наших рук все еще соединенных вместе…
Ее плач еще сильнее возбудил меня, и я снова проник в нее…
Неожиданно она стала откликаться на мои телодвижения, и в какой-то миг нас связал единственный ритм, одно приятное ощущение, и мы почти одновременно закричали…
Наш крик, объединенный нашими телами венчал собою колдовство… далеких звезд… далеких поселений… далекого пейзажа естесство… и времени далекое теченье… еще моей утраченной любви… любви погибшей в автокатастрофе… когда мне было лишь 17 лет…
Так к холодному камню мордой прижавшись…
Будто проникнуть в Тебя я пытаюсь…
Слезою спустившись вниз по щеке…
Ею одною всю боль выделяя…
Я видел Тебя живою… красивою… нежной… прекрасной…
Почти что волшебной… Такою… Какою Ты прежде была…
В юности светлой… Глупышка… Дитя…
Ты радость собой воплощала…
Как бегущая к морю река…
Твой взгляд… преострое жало…
Он резал сердце мое и сердце отчаянно билось…
Кровь бурлила во мне…
И тело к телу стремилось…
И я распускался в Тебе
Как цветок распустивший желанье…
Как родник насыщающий землю
Своею бесценною влагой…
Я питал Тебя чувством сгоранья…
Мы горели с Тобою как души в аду…
И как звезды на сумрачном небе…
Воплощая себя… Мы других воплощали…
Создавая из праха… из воздуха
И невидимой пыли…
Мы как и все здесь просто любили…
Мы были… Шепчу я один…
У Твоей безнадежной могилы…
Твой призрак холодный молчит…
Дрожат неба темного своды…
И дождь словно брат подпевает
Свою заунывную песню…
И я опять вспоминаю Тебя
В том дне… Свет в волшебном оконце…
Звезда в полутьме… Мое солнце…
О как сияли лучи… Они нас с Тобой ослепляли…
И птицы парили… добрые ангелы в небе…
И что-то еще… что едва я заметил…
Почуяв в безумной ложбинке Твоей…
Сокрывшись в тени откровенья…
Струилось будто… ручьями вода…
Мое песнопенье…
Твоя же улыбка меня обожгла…