Мнемозина, или Алиби троеженца | Страница: 45

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Ныне и присно во веки веков! Я бьюсь лбом в тот самый угол, который образует мой ломанный путь, путь из ошибок и сожалений о прожитом и едва постигнутом счастье.

Кажется, я обязан судьбе двумя вещами: своим удом и своим умом.

Уд – синоним удачи, удачного приобретения и сватовства.

Сватовство как хвастоство! Хватай любимую за свадебное место и айда, тяни ее в постель!

Бедные ангелы, бедные деточки, девочки, и почему мы так быстро стареем? Ощущение – что все время кто-то смеется над тобой и никак не может остановиться.

Заразный Дух человеческий и Божий огромный лопух! Бог все прикрывает вокруг себя лопушком, и наготу, и половые органы! И всю Вселенскую красоту!

Почему-то неосознанно я вдруг устремился к той девушке без имени, которую я дважды лишил невинности.

Было в ней что-то, что притягивало меня каким-то волшебством и магнетизмом. Может потому, что она была более искренна со мной, чем Мнемозина и Вера?!

Однако у ворот парка ее не было, да и как-то странно бы получилось, если бы она постоянно ждала меня здесь. У всякого человека есть терпение, которое рано или поздно подвергается деформации, как и все, что исходит от живого существа.

Тогда я набрал ее номер, но он был почему-то заблокирован. Пройдясь по парку, я повстречал только несколько случайных парочек, да и в кустах разносились счастливые пьяные голоса людей, решивших превратить свой отдых в очередное употребление алкоголя.

Я и сам бы с удовольствием выпил, но пить в одиночку никогда бы не стал.

Слава Богу, скинхедов нигде не было!

После того случая, я уже боялся приходить в парк, но желание найти эту девушку было очень велико.

Я прошел к реке и зашел в те самые кусты, где овладел ею, и даже прилег на измятую траву и принюхался, будто желал по прошествии стольких дней найти запах ее тела.

Листья на кустарниках и деревьях местами уже пожелтели, пугая меня приближением еще одной осени.

С годами каждая новая осень превращается в синоним твоего собственного увядания.

Ты еще что-то говоришь, успокаиваешь себя, но ощутимые признаки наступающего разрушения уже видны на всем твоем облике, и ты ничего с этим не можешь поделать.

Ты хочешь быть молодым и даже остаешься таковым в душе, но чувствуешь нечто огромное, что придавливает тебя своим вечным грузом.

Просто многие стараются этого не замечать, и, наверное, правильно делают.

Я все также лежал в кустах и думал, тихо и незаметно проваливаясь в сон.

Проснулся я уже в сумерках от страстного дыхания и стона, рядом от меня в трех шагах совокуплялись молодые.

Я хотел уже встать, чтобы уйти из парка, но тут же подумал о том, как я испорчу им их чувство обладания, их тайный интимный союз, и продолжил свое лежание.

На небе загорались звезды, утешая меня тем, что во всем угадывается какая-то неуловимая бесконечность как загадка собственного бессмертия. Наконец парочка затихла, и я осторожно, на четвереньках выполз из-под кустов.

Прямо напротив меня на дорожке стояла кучка пьяных бритоголовых подростков-скинхедов, но в темноте они не могли разглядеть меня, как и я их, а ведь это могли быть те самые подонки, которые избивали Розану, поэтому я обошел их зарослями кустарников, ощущая в душе предательский страх.

Мне хотелось побежать, но я шел, восставая против собственного страха, убеждая себя в своей жизненной правоте, которая, казалось, была никому не нужна, кроме меня самого. У выхода из парка, у ворот, на скамейке под фонарем, я неожиданно увидел ее.

Она сидела одна и курила, возможно, она ждала меня, только она глядела на тех, кто входил, а я выходил, и со спины, когда я прошел мимо, она меня не узнала.

В своей жизни я совершил множество необъяснимых поступков, может быть потому, что боялся много раз ошибиться, хотя с годами осознал, что все, что я делал, было ошибочным и по-своему нелепым, я никогда не был уверен в себе, и это меня всегда подводило.

Большинство искало эту уверенность не только в себе, но и в обретении своей семьи, своего гнезда, а я не искал, и только под старость, когда уже весь сморщился и постарел, вдруг захотел наверстать упущенное! И зачем, для кого?

Для себя? Уж слишком метафизично что-то искать для себя на старости лет! И почему я прошел мимо нее, ведь она меня ждет уже столько времени, и во чреве у нее может мой ребенок?! И думаете, что она меня искренно любит!

Глупость, как можно любить старика-пенсионера?! Да еще такой молодой дочке нефтяного короля?!

Я хочу вернуться назад, но что-то меня удерживает, может моя связь с Мнемозиной, и с Верой. Почему-то вдруг я ощутил себя их покровителем, и самое странное, что они тоже. Конечно, Мнемозина вначале испугалась моего шантажа и подчинилась, но впоследствии, когда я благодаря этому лишил ее невинности, сделал беременной и стал ей намного ближе, с ней произошла удивительная метаморфоза.

С одной стороны она продолжала противиться нашему союзу, а с другой, она все сильнее увязала в нем, как муха в меду, и даже боялась сама себе признаться в том, что она уже привыкла ко мне, и что уже не может без меня, хотя бы, потому что я будущий отец ее ребенка становлюсь ей все приятней, все ближе и родней.

И Вера, обманутая Мнемозиной, оказалась тоже вовлеченной в эту странную игру.

Мнемозина поманила ее куском хлеба как мышку, а та и попалась в ловушку, а ловушка захлопнулась, и очутилась она в такой же зависимой беременности от меня, как и Мнемозина.

Она даже не пыталась бежать из дома, когда узнала об этом, а потом они обе давным-давно уже привыкли к моему телу, очаровались мной, и пусть я с лица морщинистый старик, но в интимной части-то я еще очень многое могу!

И мое неувядаемое древо с таким же блеском как в былые года проницает их молодые тела и слабые души! И пусть хоть кто скажет мне: «Прекрати эту игру, разорви этот выдуманный тобою брак», – я все равно никогда этого не сделаю.

Этот брак, мое необычайное детище, попал ко мне как подарок судьбы, как болезнь, приобретаемая исключительно половым путем! А впрочем, и духовным путем! В этой жизни все тесно связано между собой, а если и рвется, так до самого конца! Так я шел домой и тешил себя собственными мыслями, как ребенок сладким.

О, если бы я только знал тогда, что моя юная и коварная незнакомка от самого парка следует за мной по пятам.

Но нет, я был весь во власти чудных дум, в эти минуты я не столько жил, сколько парил над землей, над Москвой, горящей всеми огнями в яркой полутьме своего свободного существования, над ее рекой, чьи волны дрожащим светом, звали в свою тревожную глубь…

«Мир прекрасен, и надо пользоваться каждой секундой быстро убегающего времени», – говорил я себе, и тут же делал паузу, чтобы продолжить свой внутренний монолог на возрастающей ноте. «Конечно, – говорил я себе, – скандалы не облегчают семейной жизни, но благодаря им, в какой-то степени, возрастает потребность в сексе!