— Ну-у-у… не зарекайся… может статься, что и у тебя наступит кризис пресыщения экзотикой.
— Что-о-о?! А ну-ка, быстро рассказывай, какие там у вас ещё неожиданности в заначке припасены?
— Нечего рассказывать… просто предчувствие шевельнулось… нехорошее. Не только вам, землянам, а и моему… народу ещё ТАКОЕ увидеть и пережить предстоит!.. Я столкновение с дикими не потому вспомнила… Вот скажи, кто тебя об опасности предупредил… когда неандертальцы уже готовились взять тебя сонным и тёпленьким?
— А как я могу это объяснить? Чутьё какое-то… импульс.
— Сам ты импульс… У этого импульса, к твоему сведению, есть имя… Амрина Ула… Я столько энергии угробила на этот импульс… Это ещё ничего… будь он единственным… Мне только с пятого раза удалось тебя пронять.
Я не нашёлся что ответить. Просто рывком сгрёб её и расцеловал. Всласть напутешествовался по желанным «краям». От её губ щипало даже в самом потайном закуточке моего тела. И если бы не хруст ветки!..
Она насилу вырвалась. Задыхающаяся и счастливая.
«Хрру-ум-м!»
Опять.
Неподалёку кто-то шёл. На этот раз — шагах в пятидесяти, мимо нас, удаляясь к юго-западу.
У меня не было никакого желания идентифицировать этот небольшой отряд; судя по воспринятой сверхчувствами информации — не более пяти человек. Уж коль хрустели они не по наши души — счастливого пути! Хотя, конечно, рука машинально убедилась в том, что верный, безотказный «вампир» на месте.
…На следующем привале я, стесняясь собственной декламации, прошептал ей на ушко очередной посетивший меня фрагмент будущего стихотворения.
Душещипательный мой, демон.
Соль в шоколаде.
Не разложить тебя на схемы.
И не отладить…
Одежду с кожею сдираю,
Чтоб быть поближе.
И от желанья умираю,
Не в силах выжить…
Амрина чуть заметно вздрогнула. Прижалась ко мне и долго не отпускала. Когда я изловчился и взглянул на её лицо — снова пришлось срочно вызывать слёзоуборочное губное устройство.
Любимая беззвучно плакала… Нечто, пока неведомое мне, с чудовищной силой угнетало её. Я почему-то был уверен — дело не только в том, что мы с нею родом из ЧУЖИХ рас. Что-то ещё было… И она не сочла нужным поделиться этой жутью со мной. Влачила тяжкую ношу в одиночку.
Не хочется мне вспоминать в подробностях, как именно мы шли, в итоге затратив времени вдвое больше, чем положено. И даже непонятно, во что я с большей тревогой вслушивался — в «звукоряд» окружавшей нас местности, или же в тяжёлое дыхание Амрины. Не хочется помнить нечеловеческое напряжение, рождённое ответственностью за свою Любовь… Уже после второго привала я взвалил на свои плечи всю её поклажу, включая чехол с комплектом «излучателя» — мы всё-таки прихватили один экземпляр инопланетного вооружения. Не объяснять же «братве» на голых пальцах, как это выглядит, когда твой собственный страх для твоего противника является убойным оружием!
Не хочется вспоминать ни усталость, наливавшую ноги чугуном, ни изнурительные меры предосторожности, которые пришлось предпринимать вынужденно. Одни только «контрольные орлы» над лесом кружили втрое чаще обычного!..
Но вот что я постараюсь запомнить на ВСЮ оставшуюся жизнь, так это краткие минуты отдыха, ЕЁ глаза напротив и губы, что всё больше и больше становились продолжением моих собственных губ… И её голос. Чарующая звуковязь. Состояла она не из слов, а из порционного, перемежаемого паузами смысла, вспыхивавшего в моём сознании с запаздыванием — чуть позже отзвучавшей музыки…
А наш ночлег! Длинная, тягучая ночь, исполненная волнующих запахов и шорохов. Невероятно желанная ОНА. И я — робкий юнец… Я выпрыгивал из собственной кожи, мечтая войти в иную и укутаться, спрятаться там от опостылевшего жестокого мира. Но… я не пошевелил и пальцем. Чтобы — не дай бог! — не нарушить божественные звуки прелюдии к собственному счастью. Я боялся даже коснуться любимой как-нибудь не так… И впервые в жизни, наверное, наконец-то познал чувство близости мужчины и женщины на уровне душ, несоизмеримое с обычным «механическим» соитием.
Кто-то кричал внутри меня: не спеши, у вас впереди целая жизнь! И этот внутренний голос был кто угодно, но не Антилексей…
Сколько же было рассказано-пересказано на этих наших приватных привалах! Порой мне даже не хотелось думать о неизбежном моменте, когда мы всё-таки дойдём до цели. Мне больше нравилось думать о «Вечном походе в никуда». С ней. По жизни. Рука в руке… Я вдруг понял, что Любовь — и есть поход в вечность. Когда любишь — вполне естественно, что в КОНЕЧНОСТЬ жизни категорически не верится.
Неудивительно поэтому, что с горьким сожалением смотрел я на «пеньтагон», когда мы до него добрались. Именно так, ещё с первого раза, мне захотелось назвать приметный широкий пень, имевший необычную пятиугольную форму в сечении, причём углы эти были чётко выражены. Я не стал размышлять тогда о природе странного пятигранного ствола — просто зацепился за сочный образ: «пеньтагон»… Пень, похожий на «Пентагон» — с пятиугольными очертаниями знаменитого зловещего ведомства. Оплот американской мировой экспансии — пятиугольное клеймо на всех военных преступлениях Америки против человечества… Для меня же в ту минуту запечатления местности в памяти — главным было то, что «пеньтагон» являлся важным ориентиром. Он коротал свой старческий инвалидский век в аккурат на незримой линии границы, за которой начинались владения Упыря…
Мы практически одной ногой были в расположении интербригады!
А значит, нужно было отбросить все мысли и разговоры. И готовиться к показательным выступлениям — явить земному миру мою прелестную инопланетянку и, само собой, оградить её от нежелательных эксцессов.
И поэтому я не успел прочесть Амрине последнюю, сочинённую мной строфу. А потом просто передумал. Там были слова, которые, если их воспринять всерьёз, уводили мысли в гиблые, топкие места.
Играет пьесу милый демон
Почти без грима.
В застенках твоего Эдема
Жизнь — пантомима…
Коктейли смеха без веселья,
Слёзы без плача…
Я это зелье на похмелье
Чуток заначу…
Последние две строки подразумевали уверенность в горьком похмелье. Но Амри об этом, определённо, не должна была даже догадываться.
Я жаждал ЕЮ жить.
Жить С НЕЮ.
Здесь и сейчас.
И будь что будет.
— Здоров-были!
— Здоровей видали! — ответил нам Упырь своей любимой присказкой, в точности как тогда, в первый раз.
Ему, конечно же, доложили о нашем приближении, и он лично вышел навстречу. Оказал уважение. Рядом с ним пребывал неизменный подручный — Жало. И ещё трое, которых я видел впервые. Крепкие ребята… Гвардия приумножается.