Но все надежды Тиция на то, что нынче ночью всё обойдётся воспитанием боевого духа Первого легиона, рухнули. От одного только взгляда на приближающиеся к их постам фигуры.
«Цезарь!!!»
Уж он-то не будет ночью по лагерю бродить от нечего делать, по пустякам.
Тицию доводилось прежде видеть Цезаря. Десяток раз издали и пару раз вблизи. Поэтому воин сразу же узнал фигуру Предводителя и его напористую гордую поступь, несмотря на серость окраса солдатского плаща, едва различимую сквозь серую же пелену ливня. Постовой мгновенно подобрался и предпочёл незаметно отступить за линию палаток, растворившись в дожде. Консул, сопровождаемый обоими легатами, размашисто проследовал в направлении авгуратория, что располагался по правую руку от претория. Тиций проводил их взглядом…
Ему ли, рядовому воину, знать было, что получасом ранее…
Именно в то время, когда центурионы перед рассветом отправляются с докладом к палаткам трибунов и оттуда вместе с ними идут за приказами к военачальнику…
Цезарь сидел нахмурившись. Напряжённо размышляя, стоит ли ему как обычно призвать толкователя снов и поведать тому измучивший тревожный сон. А потом внимать разъяснениям.
Нет, не стоит!
Этот сон — странный, очень даже невесёлый, но до мелочей понятный — снился ему во второй раз. Впервые — неделю назад, и вот сегодня… Он помнил каждое слово, произнесённое в том первом сне, будто было это наяву.
И помнил он лица говоривших. Худощавые, с очень бледной нездоровой кожей и пронзительными внимательными глазами. Похожие на затворников, годами не видевших солнца… Не разобрал консул только одного — где это всё происходило.
Несомненно было лишь то, что шёл сильный ливень; испарина, поднявшаяся от земли, укутала и без того незнакомую местность.
Он стоял перед линией выстроившихся в боевом порядке подразделений легионов. Но воины почему-то смотрели назад, себе за спины, и не слушали его команд. А спереди, из дождливой пелены, вместо ожидаемых врагов — вышли эти двое. В серых плащах, в которых дождь вяз, не пробивая. И стали говорить невероятные вещи! Они предлагали ему, великому триумфатору, слушаться их приказов, иначе…
Слова и сейчас, казалось, бились внутри его: «Ты волен поступать как знаешь, Великий Цезарь… У тебя ещё много дел, событий и побед впереди, вот только одна весть омрачает ожидаемое… Жить тебе, о августейший, осталось всего-то навсего неполных три года…»
Он помнил, как вспыхнул гневом в ответ на эти дерзкие речи. Но, увы, не брал незнакомцев меч! Даже пронзённые наверняка, они не падали, а исчезали, как и не бывало их… Но тут же возникали поодаль, медленно подходили вновь и продолжали монотонно говорить, говорить, говорить, улыбаясь одними губами.
Выбившись из сил, взбешённый Цезарь оглянулся назад и не обнаружил ни единого римлянина. Легионы исчезли, словно провалились сквозь землю. Лишь косые струи дождя хлестали по голому полю. И тогда, внезапно присмирев, он склонил гордую голову и дослушал людей с бледными безжизненными лицами.
Из всего, сказанного ими, выходило, что по возвращении в Италию великого полководца вместо триумфа ждал мятеж легионов. Причём в числе мятежников будет даже наиболее преданный ему Десятый легион… А сразу же после жестокого подавления мятежа судьба уготовила римскому диктатору изнурительный поход в Африку. Туда, где Сципион соберёт огромную армию республиканцев, состоящую из четырнадцати легионов. Цезарь, конечно же, наголову разобьёт это войско в битве при Таспе. Большинство республиканских лидеров, при этом, будет убито, а ненавистный Катон покончит жизнь самоубийством. И только по возвращении из Африки, в течение четырех дней подряд, сможет он наконец-то отпраздновать четыре триумфа разом, в честь всех побед, одержанных в Галлии, Египте, Малой Азии и Африке. И сразу после этого — получит полномочия диктатора сразу на десять лет. Однако покоя это ему не принесёт: через пару месяцев будет он вынужден отплыть со своими победоносными легионами в Испанию, где по-прежнему правили сыновья Помпея. И воспоследует кровопролитная военная кампания… И только весной наголову разобьёт он врагов в битве при Мунде. Через полгода вернётся он в родной Рим… чтобы ещё через полгода, в середине марта — погибнуть в здании сената… и среди убийц будут многие знакомые и сподвижники, даже его ближайший друг Брут.
И молвили ему неуязвимые чужаки: «Разве для этого ты, августейший, когда-то обнажил свой грозный меч?.. Разве для этого твой штандарт с Золотым Орлом победно шествовал по всем окрестным странам?.. Разве ради лживого и коварного Сената положил ты горы трупов? Что тебе до бездушного зажиревшего Рима?.. »
Напоследок добавили: «О великий Цезарь, если не хочешь ты погибнуть от мечей заговорщиков… и рухнуть бездыханно в сенате у подножия статуи ненавистного тебе Помпея… будь с нами… мы обещаем тебе нескончаемый Поход… от триумфа к триумфу… и ради Марса — не сомневайся в наших словах… Скажи, августейший, что значат три даже самых удачных года пред ликом вечности?.. Жди знака небес… и если когда-то на рассвете услышишь и узреешь невероятный, доселе невиданный ливень… Строй свои легионы!.. И без лишних раздумий и шума выступай… Твой Поход начнётся с первого шага в дождь… Мы будем ждать тебя там… на равнине, укутанной дождём… когда-то, однажды на рассвете… »
Это неопределённое «когда-то, однажды» наступило слишком быстро.
…Сегодня они приснились вновь!
И всё, всё повторилось, с тою лишь разницей, что в конце речи прозвучало: «ПОРА! Вечная Война началась! Выводи войска… Веди сквозь дождь… Мы встретим тебя за лагерем…»
И величайший римский полководец, непобедимый Гай Юлий Цезарь, доверившись гласу неба, — решился. Тем более, что за подтверждением не нужно было далеко ходить — только выгляни из палатки! Такого потопа, действительно, ещё не случалось на его памяти. Казалось — во всей Малой Азии начался невероятный дождь и пуще всего, злее всего, этот небесный водопад обрушился на римлян, как на возмутителей спокойствия.
Цезарь слушал свой голос как бы со стороны, когда, отгоняя последние сомнения, отдавал приказ ожидающим легатам: «Вывести легионы в поле! Как можно быстрее, и… как можно тише».
Консул всегда доверял своим вещим снам. Впрочем, не он один. Знатные римляне по традиции серьёзно относились к сновидениям — как известно, именно так боги и духи общаются с земными душами.
…Подразделения Первого легиона уже почти покинули расположение лагеря. Уходящее войско даже не оставило нужного числа легионеров, чтобы спешно свернуть палатки. Лишь небольшое количество, да и то больше для охраны, чем для демонтажа.
Теперь пришёл черёд Второго легиона. Приказ передавали из уст в уста. Трубы не вынимали из чехлов. И эта скрытность уже будоражила бывалых воинов лучше всяких объяснений. Случилось нечто весьма серьёзное, что-то из ряда вон…
Тиций занервничал. Не хватало ещё из-за этой сумятицы остаться в лагере, ведь дежурную смену могли и забыть на постах. Или же перепоручить ей возглавить команду по демонтажу палаток. Он, кусая губу, наблюдал, как слаженно выбегали из его палатки соратники и, не мешкая, строились в привычный боевой порядок.