– Яна больна, – всхлипнула Тоня, – ей надо лекарство по часам принимать.
Никита набрал полную грудь воздуха, но достойно ответить жене не успел, Света решила разрядить обстановку.
– Какие таблетки пьет Яна? – спросила она у Тони. – Моя Лидочка давно диатезом мучается, может, ей пилюли помогут?
– У вас ерунда, – отмахнулась Тоня, – а у Яночки очень тяжелая форма аллергии, нам помогает лишь очень дорогой американский препарат «Зоротин» [1] , в Москву он не поставляется.
– И как ты его приобретаешь? – изумилась Света.
– Через Интернет, – пояснила Антонина, – заказ на дом привозит фирма, это очень удобно.
– Лучше поинтересуйся, сколько один пузырек стоит, – ехидно перебил жену Никита, – а доставка и без того недешевую цену увеличивает.
– Тебе жаль денег для больного ребенка? – вспыхнула Тоня.
– Нет, – чуть сбавил тон Никита, – когда речь идет о здоровье, деньги не считают. Но ты зря не отведешь Яну еще к одному врачу, вероятно, наш доктор нарочно дорогое средство прописал! Говорят, медики теперь процент с продаж имеют.
Светлана только вздохнула. Антонина и Никита постоянно ругаются, с ними в последнее время не очень приятно находиться в одной компании.
– Где пони? – занервничала Тоня. – Я не вижу повозку!
– Не волнуйся, – успокоила ее Света, – лошадка вон за теми деревьями! Сейчас покажется.
И точно, спустя несколько минут вдалеке замаячила тележка.
– Успокоилась? – язвительно осведомился Никита. – Сейчас обнимешь свое сокровище и обложишь его поролоном.
– Яна! – закричала Тоня. – Господи, где девочка?
– В повозке, – начал злиться Никита.
– Ее там нет! – прошептала мать.
Никита повернулся к Свете:
– Объясни своей подруге, что ей нужно пить успокаивающие таблетки.
– Тоня просто очень заботливый и впечатлительный человек, – заступилась Света за Лагутину, – или ты хочешь иметь дома кукушку, которая, бросив малютку одну, убежит на гулянку?
– Крайности мне не нужны, – покраснел Никита, – я раздолбайство не поощряю, но еще хуже тотальный контроль за ребенком.
– Яна! – заорала Тоня, кидаясь к тележке. – Моя девочка!
Света повернулась и лишилась дара речи. Ее Лидочка и еще четверо малышей весело размахивали флажками, которые им дал возница. Но один флажок сиротливо лежал на сиденье. Яна исчезла.
Тоня упала в обморок, Никита бросился к хозяину пони, тот испуганно сказал, поправляя очки:
– Девочку взял отец!
– С ума сошел? – заорал Лагутин. – Это невозможно! Я здесь стоял.
Лоб возницы покрылся каплями пота.
– Я ваще-то плохо вижу, – протянул он, – когда я за деревья заехал, подбежал мужчина, снял ребенка и сказал: «Жена коза, не собираюсь ее слушать! Яне нельзя одной кататься!» Это же были вы!
– Никита был с нами! – ахнула Света.
Лагутин схватил парня за грудки и принялся трясти его, приговаривая: – Где моя девочка?
Яну так и не нашли. Вечером того же дня Тоня покончила с собой, выбросившись с чердака высотного недостроенного здания. Около трупа лежала сумочка, среди всяких женских мелочей нашли записку, в которой Тоня винила в своей смерти и похищении Яны Никиту. Лагутин попал с нервным расстройством в больницу, потом вернулся домой. Он маялся от одиночества, постоянно заглядывал к Светлане, но разговаривал только на одну тему, повторяя:
– Зачем я посадил Яну в тележку?
Домоуправ замолчала, потом завершила рассказ:
– Понятно, почему Татьяна обрадовалась, увидев его в магазине? Раз мужик о ремонте думать начал, значит, в себя приходит!
– Открыто, – возвестил слесарь, ковырявшийся с замком.
Мы все вошли в холл квартиры Лагутиных.
– Вода течет, – вздохнул представитель закона. – Эй, тут есть кто живой?
Продолжая звать на разные лады хозяина, парень пнул дверь в ванную. Я осталась у вешалки, машинально отметив, что Никита не избавился от вещей жены. На одном из крючков висело зимнее пальто Тони, внизу стояли ее ботиночки, не очень модные и не новые, каблуки у них были стоптаны с внутренней стороны.
– Мама! – пискнула Света и осела на пол.
– Ясно, чего он в хозяйственном отделе бродил, – прогудел слесарь, – нож покупал, таким обои режут. Острый, зараза, почище бритвы. Кровищи сколько!
Милиционер потянулся к крану.
– Стой! – воскликнула я. – Что ты собрался делать?
– Воду перекрыть, – заявил дурачок.
Я схватила неопытного «Шерлока Холмса» за плечо.
– Ничего нельзя трогать до прихода милиции.
– А я кто? – фыркнул парнишка.
– Перчатки есть? – не успокаивалась я. – Если нет, лучше ничего не касаться, иначе потом эксперт замучается в твоих отпечатках рыться. Кстати, ты можешь смазать «пальчики» преступника.
– Это самоубийство, – самонадеянно заявил идиот.
Я возмутилась:
– Ты что, эксперт? Причем, похоже, самой высшей категории, раз мельком посмотрел на ванну и сделал вывод.
– На стиральной машине есть записка, – отстаивал свое мнение участковый, – нож окровавленный на бортике лежит! А воду надо перекрыть, соседей снизу затопило!
– Вызывай ребят из убойного отдела, – велела я, – они и решат, что здесь случилось! Тебя как зовут?
– Леонид, – нехотя ответил участковый. – Слушай, ты где работаешь?
Я сделала простодушное лицо.
– В торговом центре менеджером, а что?
– Больно много знаешь, – сердито констатировал мент, – небось муж из наших?
– Нет, он в рекламе снимается, – опять соврала я.
– И мертвеца не испугалась, – бубнил Леонид, – вон домоуправ совсем плохая.
Я опустила глаза. А из Леонида мог бы выйти толк, попади он, как в свое время я, в особую бригаду Чеслава, которая расследует тяжкие преступления. Парень наблюдателен, действительно, нормальной женщине положено при виде трупа, лежащего в кровавой воде, незамедлительно лишаться чувств. Но я за последнее время нагляделась на всякие ужасы и перестала воспринимать их как экстраординарное зрелище. Надо успокоить Леонида.
– Я работала санитаркой в морге, – пожала я плечами, – а еще очень люблю детективы.
Участковый хмыкнул, но ничего не сказал.
– Таняша, – прошептала белая, как обезжиренный кефир, Света, – дай мне валидол.
Я развела руками: