– Ну да! – подбоченилась тетка. – Я ейная сестра – Нюрка. А ты кто такая будешь? Че-то не узнаю я тебя!
– Я ее племянница, – ляпнула Мариша, не подумав.
– Чего? – набычилась тетка. – Какая еще племянница? Не было у Нинки никаких племянниц, окромя моей Таньки.
Но не успела Мариша отругать себя за длинный язык, не могла придумать что-нибудь получше, как тетка неожиданно утихомирилась.
– Так ты со стороны Петра ей, что ль, родня? – произнесла она, окидывая Маришу цепким взглядом. – И то сказать, похожа! Петр тоже весь рослый да блондинистый. Теперь-то уж и не знаю, как он выглядит, а в молодости точно твоя копия был!
И не успела Мариша сообразить, радоваться ей или огорчаться, что тетка Нюра признала в ней точную копию неизвестного Петра, как толстуха заключила девушку в свои мощные объятия. И прежде, чем у Мариши перехватило дыхание и в глазах потемнело, она успела подумать, что все-таки жизнь на свежем воздухе имеет свои плюсы.
– Детонька! – завыла Нюрка, испуская крепкий запах чеснока, хлева и дрожжевого теста. – Осиротели мы нынче!
И, так же внезапно отпустив Маришу, деловито осведомилась у нее:
– А че, Петр-то на жинку в последний раз приедет взглянуть? Иль тебя одну прислал?
– А… Это… – замялась Мариша, которую так и подмывало спросить, кто же такой Петр.
Но этим вопросом она справедливо опасалась насторожить толстуху. Страшно подумать, что было бы с ребрами Мариши, смени она милость на гнев. В порыве негодования она могла бы просто расплющить ее о свой мощный бюст, затянутый в твердокаменный лифчик ателье по пошиву нижнего белья ближайшего к теткиной деревне районного центра. В обычном магазине, Мариша была уверена, такие размерчики просто не продавались.
– Петр еще ничего не знает, – наконец окончательно высвободившись из объятий тетки Нюры, сказала Мариша.
– Ну и ладно, – быстро утешилась та. – Хрен с ним! Всегда скупой был, так чего и ожидать от него помощи? Мы и сами поминки по Нинке справим, верно ведь? Вот я с собой и колбаску домашнюю привезла, и мясо, и молочко для опары на блины, и клюковки бочоночек для киселя. А то ведь у вас тут все таких денег стоит, с этими поминками в трубу вылетишь. А у меня все домашнее, со своего хозяйства, считай, что даром. И сыр домашний, и маслице сливочное, и варенье домашнее, и мед для кутьи. Или ты думаешь, я не знаю, сколько у вас на рынках за мед-то дерут? Да и какой это мед? Все, что на продажу идет, – один сахар.
– Как это?
– Да так! – ответила тетка Нюра, проворно собирая рассыпавшиеся по полу свертки. – Сахарным сиропом пчел поят, они по цветам и не летают. Чего летать, и так возле улья всегда миска с кормом стоит. А пользы в том меде никакой. И аромата в нем тоже с гулькин нос. Мой-то с лип да с цветов. Вот уж и ароматный.
Продолжая распространяться о достоинстве привезенных с собой продуктов, тетка Нюра двинулась на кухню. По тому, как уверенно она ориентировалась в квартире Нинель, Мариша смекнула, что она тут явно не в первый раз. Надо же, выходит, у Нинель была сестра, племянница и другая родня. А режиссер-то говорил, что она круглая сирота. Еще бы выяснить, кто такой этот Петр и заодно спросить, кто сообщил Нюре о смерти ее сестры.
– А откуда вы узнали, что ваша сестра скончалась? – Мариша решила не мудрствовать и спросила у тетки прямо в лоб.
– Режиссер ейный мне вчера вечером позвонил, – ответила Нюра. – Пьян был в дымину. Я даже подумала, что врет, сучий потрох. Бывает, мужики шутки такие дурацкие отмачивают. Да и то сказать, чего только по пьяному делу не бывает. И не такое порой услышишь. Я со своим почти четверть века мучаюсь, всякого от пьяного его навидалась да наслушалась. Так нет же. Не соврал мне режиссеришка этот. Он еще какого-то парнишку из актеров подозвал, тот и подтвердил, что Нинку убили и у них в театре полно ментов. Ну, я быстро в ночь собралась да утречком спозаранку и выехала. Даже коров доить не стала, дочке поручила. Она у меня молодец, даром, что еще молодая, а уже на ферме дояркой работает. И по хозяйству вместо меня все сообразит. Да и то сказать, что там ранней весной особо делать? Разве что коровам, да свиньям, да курам с кролями, что на зиму оставили, корму задать. Ну, дом протопить, воды натаскать да еще обед отцу с братом сготовить. А потом садись и отдыхай. Ну, хлев еще почистить, да у хавроньи поросят проверить, болячка на них какая-то накинулась, антибиотики им колоть приходится по два раза в день. Так это же не в счет. Это до работы утречком или уже после работы вечером легко сделать можно. А так и нет никакой особой работы. Это летом огород да живность всякая плодиться начинает, только успевай поворачиваться. А сейчас – благодать.
И не успела Мариша подумать, как лично ей все-таки хорошо живется, ведь даже несмотря на нависшую над ней угрозу оказаться за решеткой, хотя бы воду из колодца таскать не приходится, да и свинья, вернее, кабан, у нее в хозяйстве был только один, а так как и он нынче от нее сбежал, проблем у нее вообще почти нет, как тетка Нюра вдруг без всякого перехода спросила:
– А что, правду мне режиссер сказал, что убили ее?
И Нюра выжидательно уставилась на Маришу.
– Правда, – ответила Мариша, со страхом ожидая, а ну как сейчас тетка Нюра спросит у нее, а откуда она об этом знает.
Но женщина ничего такого не спросила. Вместо этого она уткнулась лицом в ладони и громко завыла, причитая о сестре. По ее словам, Нинка была и раскрасавица, и умница, и деловая, и мастерица, и затейница. Словом, не женщина, а кладезь достоинств.
– Ты, девонька, мясо-то в холодильник определи, – в перерывах между горькими причитаниями не забывала она отдавать распоряжения Марише. – И молочко тоже. А то пропадет до поминок. Хотя на блины лучше кислое ставить, скорей подойдет. А варенье под стол ставь, нечего им холодильник громоздить. Клюкву на окно! Мед в шкаф! Сыр вместе с колбасой положи! Да что ты, спишь на ходу, что ли?
Мариша только и успевала поворачиваться, пока тетка Нюра перемежала свое горе распоряжениями по хозяйству. Потом она угомонилась и выразила желание помыться с дороги. Мариша не возражала. Она надеялась, хотя бы в этот промежуток отдохнуть, но не тут-то было. Деятельная натура тетки Нюры не терпела, чтобы возле нее кто-то спокойно сидел, ничего не делая. Она тут же поручила Марише выяснить, где можно будет подешевле найти гроб для любимой сестры Нинки.
– Как думаешь, театр с похоронами поможет? – посмотрела она на Маришу. – Или Петр все же хоть немного раскошелится для родной жены?
У Мариши чуть челюсть не отвалилась. Вот так Нинель! Точно, был у нее муж. И вполне, судя по словам Нюрки, здравствующий.
– С какой стати ему раскошеливаться, если они с ним давно не живут вместе? – спросила она у тетки Нюры.
– Так-то оно, конечно, так, – кивнула та. – Только по закону он ей все равно муж. Ведь не разводились они, это я знаю.
Батюшки! У Мариши даже дыхание сперло. Вот это да! Живой и все еще законный муж. Это же просто какой-то подарок судьбы, а не подозреваемый. Такой и Нинель мог из ревности отравить, и режиссеру яд вместо кокаина подсунуть. Правда, все равно странно, продюсер Юрий говорил, что тоже вынюхал порцию, но сам жив и здоров, ничего ему не сделалось. А вот режиссер тапки откинул. Как же это получилось? Но это еще ничего, можно успеть поправить. Надо же, как она до сих пор не догадалась, узнать у Юрия, у кого он покупал этот злосчастный порошок. И при каких обстоятельствах он его покупал, вот что особенно важно.