Так что подругам торопиться было некуда. Как и всем остальным. Витька вовсе не работал. Сергей и Валя имели частный бизнес и были сами себе хозяева. А Коля недавно закончил один заказ. И пока что работы у него не было.
– Мы подождем! – заявили все хором.
Кеша вторично пожал плечами. И намекнул, что коли завтра он идет проверять капканы, то, значит, он остается в доме у Вали как минимум до завтрашнего утра. А потому неплохо бы показать ему комнату, где он будет жить.
Евгения Валентиновна повела его в дом. Валя пошел следом, чтобы помочь матери устроить нового гостя. А Сергей, сообразив, что соперник остается, прошипел:
– Да уж, нахальства этому типу не занимать!
– А что вы предложите мне на ужин? – донесся до замерших одноклассников голос Кеши. – Холодное мясо и бутерброды? Хм, знаете ли, я человек неприхотливый. Но когда все по лесам да по лугам, то хочется чего-нибудь горяченького. Тарелки супчика у вас случайно не найдется?
– Наглец! – припечатал Сергей, услышав эти слова.
Никто ему не возразил. Хотя никто и не усмотрел в просьбе Кеши о горячем супчике что-то особо нахальное.
Кира же внезапно вздохнула и задумчиво сказала:
– Что же, хорошо хоть это.
– Что хорошо?
– Хотя бы одно мы теперь про эту зверюгу точно знаем.
– И что же?
Кира улыбнулась и произнесла:
– Она не кобель.
– А кто? – поинтересовалась Леся.
Вместо ответа Кира лишь выразительно взглянула на подругу. И покрутила пальцем у виска.
– Ой, я не то хотела спросить! – спохватилась Леся. – Не кобель, а сучка, это ясно. Но почему ты так решила?
– Потому что, будь чудовище кобелем, то давно бы учуяло этот запах, прибежало бы и набросилось на нашего Кешу. И изнасиловало бы его. И не шел бы он теперь такой довольный ужинать и спать. И мыслей о супчике у него бы тоже не было.
Подруги снова захихикали, как в тот раз, когда на Валю набросились местные донжуаны, демонстрируя ему свою нешуточную страсть. Не хихикала одна Танька. Она с тоской смотрела вслед Вале.
Было уже совсем поздно. И все хотели лечь спать. Подруги ушли в числе первых. Раньше них ушли только Сергей с Кариной. Парочке явно было, что обсудить наедине. И подруги ничуть не удивились, когда услышали из их комнаты громкие голоса. Супруги ссорились. Сергей упрекал Карину в глупости, а она его в ветрености.
Голоса становились все громче. Потом затихли. И раздались женские рыдания. А затем – подруги ничуть не удивились, так всегда и бывает во время супружеских ссор, – послышался шум шагов. Сергей ушел из их спальни. Рассорившиеся супруги жаждали уединения, и Сергей сделал первый шаг.
Через некоторое время следом за ним из комнаты выскользнула Карина. А затем все стихло. И утомленные девушки уснули, так и не проследив до конца конфликт супружеской четы.
Следующее утро приятно порадовало всех гостей хорошей погодой. На ярко-голубом небе не было ни облачка. Сияло чисто умытое солнышко, предвещая жаркий денек. Зевая, подруги вышли в сад. Тут уже хлопотала Евгения Валентиновна.
– Я вообще ранняя пташка, – весело смеясь, заявила она подругам в ответ на их изумление. – Проснусь в пять утра и лежу, чтобы никого не потревожить. А сегодня такое чудесное утро, что было просто грех валяться в постели.
И она снова занялась своими цветами. Подруги уже заметили, что Евгения Валентиновна, несмотря на свалившееся на ее голову богатство, ничуть не зазналась. И простой работы не только не чурается, но даже ее любит. Инструменты у Евгении Валентиновны были в идеальном порядке, все под рукой. И секатор, чтобы обрезать побеги у роз. И культиватор, чтобы рыхлить почву. И зверского вида другие рыхлилки, копалки и маленькие грабельки.
– Вы, наверное, не прочь позавтракать? Который час?
Времени было всего девять. Но спать подругам решительно не хотелось. Права была Евгения Валентиновна: спать в такое чудесное утро просто грех. И они отправились в столовую. Там уже собралось большое общество. Солнышко и беззаботное птичье щебетанье разбудили гостей. А чарующий аромат кофе стянул их всех в столовую.
Подруги накинулись на завтрак так, словно весь последний месяц провели на голодном острове. Вот что делает свежий воздух! Девушки с жадностью набросились на омлет с ветчиной и зеленью. И на тосты, и даже многозначительно поглядывали на овсянку на молоке и со взбитыми сливками. А ведь в городе на завтрак им с трудом удавалось впихнуть в себя чашку чего-нибудь такого жидкого. Кофе, например (хорошо, если с молоком и сахаром), да кусочек печенья.
– Как спалось? – поинтересовалось Леся у Карины, с которой сдружилась за это время.
Карина только вздохнула. Выглядела она неважно. Глаза опухли, лицо отекло, она была бледной и какой-то утомленной.
– Наверное, давление, – пожаловалась она.
Леся вежливо покивала, хотя прекрасно понимала, что это за давление. И от кого оно исходило. Сергей тоже был тут. Леся по привычке поискала глазами возле него Светкину фигуру, но той что-то не было видно.
– Впрочем, Валя тоже еще не встал, – шепнула ей Танька. – А! Вот и он!
Валя спустился вниз один. Поздоровавшись, он сел на свое место и начал намазывать мягкий домашний мармелад, который Евгения Валентиновна сама готовила из клубники, на тонкий золотистый тост.
– А где Света?
Тост в руках Вали дрогнул, и внушительная красная капля мармелада бухнулась на стол.
– Не знаю, – буркнул он.
– Как? – изумилась Таня. – А разве вы со Светой?..
Кира вовремя пнула ее ногой под столом. И Танька осеклась. Валя кинул на нее хмурый взгляд и неожиданно ответил:
– Когда я проснулся, Светы уже не было в нашей комнате.
– Может быть, она пошла прогуляться?
– Тогда это должно было быть очень рано, – вмешалась в разговор подошедшая Евгения Валентиновна.
Женщина уже успела переодеться. И стояла в изумительных свободного покроя брюках цвета нежирного молока. Это была очень тонкая льняная ткань. Такая тонкая, что она казалась шелковой. Блуза из той же ткани была приталена по фигуре. Вообще, у Евгении Валентиновны была фигура двадцатилетней девушки, несмотря на то, что ее возраст перевалил за полвека.
– Я работала в саду с пяти утра, – продолжила Евгения Валентиновна свою мысль. – Света мимо меня не проходила.
Все недоуменно переглянулись. А у подруг как-то вдруг сам собой пропал аппетит. Ну, просто совершенно пропал, будто и не было его. И свежий воздух больше не помогал. На всех надвинулось ощущение чего-то ужасного и, увы, непоправимого!