— О ребенке? — жадно уставились на него подруги. — А когда? Когда она приходила к вам?
Дед задумался, глубокомысленно качаясь в проеме двери и только благодаря поддержке подруг не падая окончательно.
— Точно — не сегодня, — наконец заявил он. — Может быть, вчера или позавчера. Я и Сержа-то, почитай, уж неделю не видел. Все думал сходить к нему и про эту бабу рассказать. Да то одно, то другое. Все недосуг мне было. Вы уж сами ему скажите.
— А что за женщина? — полюбопытствовала Мариша.
— Обычная такая баба, — отозвался старик. — То есть не вполне обычная, марку держит. В пальто зеленом, в шляпке тоже зеленой. Только ежели судить по виду, так не похоже, чтобы у нее младенец мог быть." Скорей уж, внуков ей пора нянчить. Да и вообще, черная она вся была какая-то. Одни глаза и светились.
— Вы ее когда-нибудь прежде видели? — спросила Инна.
— Нет, — покачал головой старик.
— А откуда она знала о том, что вы с художником общаетесь? Почему она вас просила ему передать о ее визите?
— Да кто же ее знает, она передо мной не отчитывалась, — развел руками старик.
И сделал он это совершенно напрасно. Потому что до сих пор он цеплялся руками за стены. А для того, чтобы изобразить полное недоумение, ему пришлось свои руки от стены отцепить. И как следствие, он начал быстро заваливаться куда-то в сторону. Зазевавшиеся подруги тоже не успели вовремя подхватить старичка. И он угодил прямиком в вешалку с многочисленными, весьма побитыми молью пальто и шапками, представляющими собой модные тенденции в зимней одежде, начиная с середины прошлого века.
Чтобы не упасть, старичок вцепился руками в одно из этих пальто. Старая вешалка не выдержала, жалобно скрипнула и обрушилась вниз вместе с повисшим на пальто старичком и всей зимней ветошью.
— Ой! — испуганно всплеснула руками Мариша, в самом деле перепугавшись.
И подруги кинулись выручать старичка. Памятуя, насколько хрупкими бывают у пожилых людей кости, они уже и не надеялись извлечь дедушку в целости и сохранности. Но, против их опасений, он оказался цел, невредим и вполне бодр. Упал он очень удачно — на толстое драповое пальто, которое послужило ему не хуже матраса. К тому же от сотрясения у деда в голове прояснилось, и он даже протрезвел немного.
— Вспомнил! — радостно воскликнул он, когда подруги немного раскидали вокруг него залежи зимних пальто и шапок и помогли принять вертикальное положение. — Вспомнил! Эта женщина письмо для Сергея оставила! Так и сказала: на словах, дескать, передать не сумеет. А в письме она все целиком изложила.
— Где? — завопила Мариша. — Где оно, это письмо?
Давайте его сюда! — поддержала ее Инна и, чтобы объяснить свое волнение, добавила: — Мы сами отнесем.
Дедуля начал кряхтеть, пытаясь выбраться из своего мягкого плена. Но Мариша своей богатырской рукой мигом выдернула пьянчужку, поставила на ноги и заботливо отряхнула его от пыли и налипшей паутины.
— Письмо, значит, — пробормотал старичок. — Так, интересно. И куда же я его положил? Тут ведь где-то было. Далеко я не стал убирать.
И он принялся озираться по сторонам. В тесной прихожей много места для того, чтобы запрятать бумагу, не имелось. И вскоре письмо обнаружилось за дверцей, закрывающей нишу, в которой находился электрический счетчик.
— Вот и оно! — радостно воскликнул дедуля. — Нашлось письмо. То самое! Надо же, почитай недели две тут уже хранится.
— Как это? — изумленно замерла на месте Мариша, которая уже повернулась, чтобы уходить. — Как это две недели? Вы же сказали, что та женщина приходила буквально на днях. Вчера или позавчера.
— Я так сказал? — казалось, удивился дед. — Даже и не знаю, почему мне так показалось. Нет, две недели оно тут уже лежит. С тех пор, как мы показание с электрического счетчика в последний раз снимали, никак не меньше двух недель прошло. А в тот раз письма тут еще не было. А показания мы всей квартирой снимаем, потому что как же иначе? Вот я, к примеру, ветеран труда и блокадник, все мое детство в голодном Ленинграде прошло, мне, ясное дело, скидки полагаются. А остальным скидки за что? Старуха моя, она вообще всю войну в тылу просидела у себя за Уралом. Только уже после сорок пятого сюда в наш город сунуться решила. И большую часть жизни на моем горбу проехала.
А Володька, он вообще ни одного дня по-настоящему не работал. В прежние времена его бы на лесоповал за спекуляцию, а он видишь, туда же, бизнесмен! Комнату всего год как купил и, обратное дело, уже к моим льготам примазаться хочет.
Он собирался еще развить и продолжить эту тему, но внезапно из-за дверей ближайшей к прихожей комнаты раздался грозный вопль:
— Дед, да угомонишься ты в конце концов со своими льготами или нет? Ни днем ни ночью от тебя покою нет!
— Вот ведь старый черт! — раздался старушечий крик из другой комнаты. — Как пить, так он, пока все пенсию не пропьет, так и не просыхает.
— А электричеством этим всех в квартире уже задолбал! — поддержал дискуссию довольно молодой девичий голос.
— Деньги все пропьет, потом копейки выгадывать начинает! — продолжила ругаться старуха.
— О! — вроде бы оживился старик. — Моя-то уже проснулась. Ну ладно, девушки, пойду на боковую. А то если она сейчас встанет, то до самого вечера не угомонится.
Распрощавшись со словоохотливым старичком, подруги оставили его наводить порядок в прихожей, а сами помчались наверх, где располагалась мансарда художника.
— Открывай! — жарко шептала Мариша на ухо Инне, которая ковырялась в замочной скважине. — Чего тут стоять? У Сержа в мастерской хоть свет есть, там письмо и почитаем.
Инне наконец удалось справиться с замком. И подруги дружно ввалились в мастерскую.
— Ух ты! — воскликнула Инна, когда вспыхнул свет.
Какие хоромы! — выдохнула Мариша. — Потрясающе! В такой мастерской я бы и сама не отказалась пожить!
— Выходит, деньги у нашего Сержа были, и немалые, — заметила Инна, оглядываясь по сторонам. — Чтобы так отделать этот чердак, ему не одна копеечка понадобилась.
И в самом деле, уходящее вдаль пространство было разгорожено лишь ширмами и зеркалами, придавая мастерской еще более удивительный, прямо сказать, потусторонний вид. Подруги прошли дальше и обнаружили, что в мастерской есть кухня, обставленная вполне современной техникой, ванная комната с душевой кабинкой по цене несильно подержанного отечественного автомобиля. Еще имелись спальня и нечто вроде гостиной. Но большая часть помещения была отведена под мастерскую.
Она была отгорожена от остальной части жилища легкими занавесями. А вдоль стен стояли многочисленные работы Сержа — в рамах и без них. Через косые окна в мастерской было видно закрытое, по питерскому обыкновению, тучами небо.